Светлый фон

Заледенела я, поежившись.

Хотя… так или иначе… этот разговор нам не избежать, как бы не строили вид, что всё… в порядке.

— Побреешься — прощу, — решаюсь из последних сил на шутку.

— Не… это слишком сложно… — коротко гыгыкнул Мирашев, но тотчас осекся, вновь стал сдержанным: — Я серьезно. Ник…. Прости. Я же не думал… Он тогда, помню, пришел… все мозги оттрахал своим нытьем. Че-то ему не то, и не так, и он чего-то очк*ет — я даже не вникал. Выбесил, Сука, помню. Ну, я и гаркнул, мол… делай, че хочешь, только отъебась. Я же не думал, что он… так далеко зайдет. А уж тем более… когда сам крыса. И еще мне пи**ел, жертву из себя, г**дона кусок, строил… А потом… я и вовсе всё забыл.

— Мирон… — колко невольно вышло, давясь горечью. — Что было… то было.

Вдруг резвое движение — и выдрался из моей хватки — замерла я в растерянности, наблюдая за его движением.

Шаг куда-то в сторону шкафа — и открыл дверцу. Спешно набрал код — и нырнул в сейф.

Пистолет. В его руках запестрел ствол. Поежилась я от ужаса, холодом стеганул страх.

Живо ко мне — и протянул рукояткой вперед.

— Бери! — жестким велением.

— Ты че, дурак? — невольно попятилась. В момент его шаги ближе, следом за мной.

— Бери, я сказал! И стреляй.

Ржу испуганно, нервически, давясь кошмаром. Лихорадочно качаю головой:

— Не дождешься! — Отчаянная моя попытка переиграть всё на шутку: — Да и потом… — задыхаюсь, давлюсь словами, заикаюсь, — ты же «бессмертный», — и снова нервный смешок. — Толку-то? Футболку только порву.

— Я серьезно! — с напором. Хватает мои руки в свои и силой втискивает, вкладывает пистолет, дулом к себе. Нервно отдергиваюсь, отчего тотчас из расслабленных моих и его пальцев выскальзывает оружие и падает на пол. Вмиг хватаю Мирашева за ладони, пресекая попытку наклониться за ним.

Глаза в глаза:

— Мира! Мирон… Перестань, прошу! — задрожала я от уже зарождающейся истерики. Неохотно поддается. — Хватит уже… с меня. Пожалуйста! — Шаг вплотную — и притискиваюсь к нему — робко, не сразу, но все же отвечает, обнимает меня, прижимает к себе. — Да и потом, — ржу уже смущенно ему на ухо, давясь слезами. — Хрен ты у меня так… быстро отмажешься. Моя мстя… будет долгой и нудной, — резво осекаю себя, закусив губу. Но миг — и отваживаюсь… на самое страшное, искреннее: — Я об этом с самого начала догадывалась. — Дрогнул, хотел, было, отстраниться, вырваться из моей хватки, но сейчас… я, сгорающий в агонии исповеди смертник, сильнее — покоряется, послушно замирает. — Глупо… было надеяться… на безрассудную смелость твоих шестерок. Они без твоего разрешения даже… нужду не справят, а не то, что бы… Разве не так? — дрогнул мой голос. — Разве я этого не видела? Они боятся тебя — а потому… — смолчала я, намеренно не договорив.