За год до публикации «вулканической» гипотезы в Ле-Руа (юго-западная Франция) были найдены кости неандертальцев, несущие характерные следы фирменной сапиенсной разделки. Как совместить эту находку с утверждением, что два вида в Европе никогда не встречались? Неужели сапиенсы выкапывали из-под вулканического пепла и расковыривали древние неандертальские кости?

Не удивительно, что «вулканическая» версия нашла мало сочувствия у специалистов. Подавляющее большинство антропологов связывает исчезновение неандертальцев именно с появлением в местах их обитания сапиенсов. Но как именно одно предопределило другое?

Homo homini homo est

Не только среди широкой публики и в популярных изданиях, но и у серьезных ученых большим успехом пользуется версия, что неандертальцев просто съели. («И один вид съел другой вид. Как это у нас принято… Причем, поскольку разумные, то есть с памятью и возможностью прогноза ситуации — едят усиленно и с расчетом на будущее», — пишет в своем блоге один из самых эрудированных и оригинально мыслящих современных российских биологов.) Эта версия подкупает своей простотой и наглядностью и к тому же прекрасно соответствует распространенному сегодня в массовом сознании образу человека-хищника, непрерывно уничтожающего все живое. Находка из Ле-Руа была воспринята сторонниками этой точки зрения как долгожданное прямое и окончательное доказательство: раз ели, значит, точно съели!

Спорить с тем, что сапиенсы ели неандертальцев, было бы странно — конечно, ели. Точно так же как неандертальцы ели неандертальцев и сапиенсы ели сапиенсов. Прямых археологических свидетельств того, что неандертальцы ели сапиенсов, пока не найдено, но, скорее всего, это вопрос времени. В любом случае это вряд ли имеет отношение к вопросу о судьбе неандертальцев — в конце концов, и сапиенсы, и неандертальцы куда регулярней ели многих других животных, прежде всего крупных копытных. Что, однако, не помешало этим животным дожить до наших дней или, по крайней мере, — до исторических времен[304]. Совершенно непонятно, почему смышленый и неплохо вооруженный неандерталец должен был оказаться более уязвимым, чем, скажем, дикий кабан — благополучно процветающий по сей день даже в густонаселенной Европе, несмотря на интенсивную охоту.

Здесь надо сказать еще вот что. Ни один хищник не будет систематически охотиться на добычу, чьи боевые возможности сколько-нибудь сопоставимы с его собственными. Героические лоси, сокрушающие трех-четырех волков прежде, чем пасть от клыков остальных, водятся только в мультфильмах и в таксидермических группах старых зоомузеев. На самом деле гибель такого специализированного хищника, как волк, в схватке даже с самой крупной и могучей жертвой — редкий несчастный случай, результат роковой ошибки или исключительного невезения. Даже при обратном соотношении потерь (один волк за трехчетырех добытых лосей) волчья стая не пережила бы и одной зимы. Тем более это справедливо для человеческих семейных групп (будь то сапиенсы или неандертальцы): если вспомнить, с какой скоростью люди размножаются и сколько времени им нужно для достижения полной зрелости, то будет ясно, что для стаи таких хищников регулярно охотиться на сколько-нибудь опасную дичь — верное самоубийство. Допустить же, что сапиенсы могли регулярно убивать неандертальцев, практически не неся при этом потерь сами, было бы слишком невероятно — если вспомнить, что по силе, сплоченности, интеллекту и вооружению противники были примерно равны.