Сапиенс, где брат твой неандерталец?

Сапиенс, где брат твой неандерталец?

Когда мы переходим от самих изменений к их возможным причинам, эволюция человека представляется сплошным скопищем загадок. Почему наши предки, расставшись с деревьями, немедленно встали на две ноги? Почему у них спустя несколько миллионов лет вдруг начал быстро увеличиваться мозг? Почему древнейшие из известных орудий по крайней мере на 200 тысяч лет старше самых древних останков их предполагаемых создателей — Homo habilis? Почему часто оказывается, что самые подходящие «кандидаты в предки» того или иного вида жили не там и/или не тогда, где и когда впервые появился этот вид? На каждый из этих вопросов в современной антропологической литературе можно найти по несколько предположительных ответов — но, как нетрудно догадаться, это означает, что среди них нет ни одного не только неопровержимо доказанного, но хотя бы общепринятого и выглядящего более вероятным, нежели прочие.

Понятно, что журналист-популяризатор не может быть судьей в этих спорах. Поэтому я оставляю их специалистам и будущему, ограничившись более подробным обсуждением лишь одного вопроса — столь же загадочного, но почему-то привлекающего к себе гораздо меньше внимания: почему виды рода Homo так плохо уживались друг с другом на одной территории?

В самом деле, если посмотреть на нашу эволюционную историю уже после отделения наших предков от предков шимпанзе и бонобо, то до появления первых Homo (хабилисов) в Восточной и Южной Африке обитала целая плеяда видов австралопитеков. Вскоре после появления хабилисов все они — именно все, а не только тот вид, который и породил этих новых прямоходящих — исчезают. С появлением эректусов исчезают и сами хабилисы. Эректусы широко расселяются по Старому Свету, дают множество местных форм — то ли видов, то ли подвидов, — от них происходят новые виды гоминид: загадочные денисовцы, миниатюрные «хоббиты», неандертальцы и, наконец, наши собственные предки. Но везде, где они появляются, быстро исчезают местные формы эректусов. А с выходом из Африки представителей Homo sapiens та же участь постигает и всех, в чьи места обитания они приходят — неандертальцев, денисовцев, «хоббитов». Пока, наконец, примерно 18 тысяч лет назад на всей Земле не остается один-единственный вид прямоходящих антропоидов — мы.

Выше я сказал, что этому вопросу уделяется относительно мало внимания, но это не совсем правда. В столь общей форме его действительно обсуждают сравнительно редко. Но один из частных эпизодов этой долгой многоактной драмы относится к числу самых популярных — как у ученых, так и у широкой публики — сюжетов эволюционной истории человека. Это приход сапиенсов в Европу и последовавшее вскоре после этого исчезновение коренного гоминидного населения этого региона — неандертальцев.