Перед этим мы на той же неделе посетили красивый город Моливос, расположенный на склоне холма. Когда мы осматривали византийскую крепость на вершине, мой друг сказал: «Смотри!» По всей долине внизу высоко в небо взметнулись языки алого и оранжевого пламени и повалили массивные клубы белого и серо-стального дыма, в разломах которых временами был виден дым, черный, как смоль. Это был лесной пожар, угрожавший соседнему городу Петра. Мы побежали вниз к гавани, где увидели, как из самолетов льют воду на пламя, лижущее и пожирающее стены. Горожане рассказали нам, что пожары повторяются каждое лето, и с ними нелегко справиться. Прошлым летом от них погибли десятки людей. А сейчас ситуация была еще серьезнее, потому что это было самое сухое лето за последние годы.
В этот момент я внезапно поняла, что первородный грех не берет свое начало в человеческой сексуальности, как это представляет нам иудейско-христианская традиция. Первородный грех заключается в отклонении от наших ранних традиций почитания женственности и женской сексуальности и всего, чем она является для нас. Наш первородный грех заключается том, что мы в течение 5000 лет стыдились ее, клеймили позором, контролировали ее, подчиняли, отделяли от женщин, от мужчин, оскорбляли и продавали. В одно мгновение я увидела, какой это стало трагедией – для женщин, для мужчин, для нашей ограбленной цивилизации, возникшей на руинах прежней гармонии.
Я снова вспомнила Лиз Топп, которая рассказывала мне про девочек-подростков из манхэттенской школы. Эти девочки, по их словам, были сыты по горло неуважением к их полу и тем, что их держат в неведении и заставляют молчать о своих желаниях и обо всем, что с ними происходит по мере взросления. И в один прекрасный день они всей группой отправились на школьное собрание и попросили разрешения высказаться. А затем они встали и прокричали хором: «Вагина, вагина, вагина!»
Я улыбнулась, когда вспомнила эту историю и подумала о том, что двигало девочками: каким бы импульсивным ни казался их поступок, но их собственное будущее зависит от этих выкриков. Они были правы.
Итак, в последний день работы над книгой я отправилась в центр Эрессоса и дальше, вниз, к бухте. Козы мирно лежали под оливковыми деревьями, козлята бодались друг с другом в тени. Я шла вдоль моря, которое простиралось справа от меня, а слева тянулись высокие холмы. Тропинка вела меня через небольшой мостик. Десятки рыб и черепах плавали в зеленой речке, бежавшей под ним. У тропинки в изобилии цвели разноцветные цветы: яркий розовый олеандр, оранжевый кампсис, фиолетовый чертополох. Казалось, в каждом цветке деловито сновали пчелы. Цветы – это половые органы растений, и я ела мед этих пчел на завтрак каждое утро, пока мы были в Греции.