— Нет, не больно.

— А я так волновалась, так волновалась, две ночи уснуть не могла, — сказала Поленька, развязывая пакет и вынимая из него книги, яблоки, пирожки и плитку шоколада. — Книжки я сама выбирала — видишь, всё с картинками.

— Хорошо. Обязательно прочитаю, но ты, дочка, за садом поглядывай, сад у нас дорогой, особенный, в нем каждая яблонька получена от самого Ивана Владимировича Мичурина.

В тот же день тетю Олю посетил и комсорг Вася Кожемякин. Тетя Оля обрадованно приподнялась на койке и улыбнулась, показывая комсоргу на табуретку.

— Ну, Вася, садись и рассказывай. Скучно мне без вас. Даже сама не знала, что будет так тошно. Ну, как там Лукьяныч, лютует?

— Да, спуску никому не дает, — ответил Кожемякин. — Нынче, говорит, не война, надо ездить поаккуратнее. За каждый сломанный винтик начет делает.

— Так. Ну, а еще что?

— А еще был у нас начальник дороги, генерал. Депо осматривал, а потом зашел в дежурку. Увидел Зябликова, и тот, конечно, пристал к нему со своей махоркой. Закурите, дескать, товарищ генерал. Ну и закурили. Вот тут-то генерал про тебя и вспомнил: «А где же, говорит, ваша тетя Оля? Боюсь я ее, как бы она снова за папироску не турнула меня из дежурки. Давайте лучше выйдем».

— Значит, все еще помнит. Ну, а как он, обиду-то не затаил?

— А на что же ему обижаться? Наоборот. Он даже что-то в книжечку записал и попросил передать тебе, чтобы ты скорее поправлялась. Ну, предвидятся и новости, большие изменения в твоем деле.

— Какие же, Васенька?

— Пока об этом я помолчу, изменения к лучшему.

Тетя Оля растроганно посмотрела на Кожемякина. Потом показала ему осколок и, узнав, что паровозники переехали в новую дежурку, сначала обрадовалась, а потом всплакнула и умолкла, вспомнив совет Позднякова, что ей нельзя расстраиваться.

После его ухода она весь день тосковала, перебирала в памяти знакомых, думала о их судьбе и о своей жизни.

Вспомнилась война и тот вечер, когда она вызвала Борисова, Лежнева и Жихарева в последнюю их поездку. Это были молодые машинисты, к которым тетя Оля относилась с материнской нежностью и которые хотели дать ей рекомендации в партию. Но они погибли, а просить рекомендацию у других паровозников тетя Оля тогда не решилась.

«И зря, — подумала она, — ведь каждый бы дал». Она вспомнила, как ей было трудно в то время и как трудно было всем.

В те дни много осиротевших домов стояло на ее пути. Она должна была обходить их и не попадаться на глаза ни вдовам, ни матерям погибших, потому что ее появление, даже отблеск ее зажженного фонаря напоминал осиротевшим семьям о тех, кто не вернулся из последнего рейса.