Холли кладет голову на руки, лежащие на руле, и закрывает глаза. С ней самой не всё о’кей.
Добрую минуту мы сидим молча. Я — как девочка, нашалившая в супермаркете. Она — как усталая мамочка, которая размышляет, как быть дальше с непослушным ребенком.
У Холли большущий автомобиль. Двухосный, полноприводный. Кондиционер включен. И его шорох — единственный звук в машине. Хорошо, прохладно.
— Извини, что так получилось, — говорит Холли, выпрямляясь и открывая глаза. — Никто не рассчитывал, что всё кончится так… нелепо.
— А ведь он был прав…
— Насчет чего?
— Вы действительно хотели одного — чтобы я оставалась танцовщицей. Вы сознательно мешали мне стать моделью.
— Неправда.
— Питер созванивался с Соней. Грейл собирался написать статью о клубе и обо мне; Питер и это сорвал. Он хотел, чтобы разоблачительная история про него была максимально красивой. Владелец клуба и стриптизерка!.. Модель его не устраивала, не тот художественный эффект. Он меня просто использовал. А я себе
Холли поворачивается ко мне. В ее глазах слезы, но голос жесткий-прежесткий.
— «Нафантазировала»! — передразнивает она. — Ради бога, не разыгрывай из себя святую простоту! Ты в это дело ввязалась с широко открытым портмоне! Поманили хорошими деньгами — ты и рада. Питер не планировал мешать тебе. Он просто хотел, чтобы ты
Опять тишина. Шуршит кондиционер. И еще какой-то звук. А, это я всхлипываю… Закрыв глаза, я размышляю над словами Холли. Ощущение — как после сурового, но справедливого нагоняя. Полученного к тому же за проступок в чужой стране, в законах которой я не разбираюсь.