И, вместо всего этого, у него вырвалось:

— А кому мне верить-то?..

Вышло неожиданно грубо, как у подростка. Как у подростка из батярского предместья, его даже в краску бросило — хорошо, что ей в темноте не видно! — и услышал в ответ ее приглушенный вздох — придержанный на всхлипе вздох облегчения, как дуновение ветерка, которым донесло до него, перебивая хвойный запах, ее аромат — белокурый запах ее волос, памятный ему с тех времен, когда они были на балу как Марлен Дитрих и Кларк Гейбл: давно не мытые, не уложенные, стянутые на затылке в жирный узел, волосы пахли тем сильнее, острее — скошенными цветами, сеном перед грозой — пахли Ею. И тут он быстро загадал: если тот не вернется, будь моей! Будь моей, пока я не упаду, до последнего вздоха, до последней пули, что ждет меня…

А она, ожившая от его откровенности, словно встрепенулась, заговорив с новой горячностью — продолжая свое, добивая до конца:

— Михайло необыкновенный человек, Адриан! Вы никто его на самом деле не знаете…

Михайло, понял он, — это Стодоля. Для нее он Михайло.

— Он когда-то говорил, что умеет все то же самое, что и большевики, только лучше, поэтому всегда их переигрывает. Он не дастся им в руки, вот увидите!..

Она всегда была такой, думал он, еще в Юнацтве, — всегда шла до конца, чтобы достичь однажды поставленной цели. А он стоял как болван — и все это слушал.

— Мы все годимся лишь на то, чтобы за Украину умирать. А он из той породы людей, что будут ее строить, когда она станет нашей.

— Может, и так, — сказал он. И подумал: а так оно, наверное, и есть. И всегда так было, сколько мир стоит: те, что больше всего на свете любят свою землю, — первыми и гибнут за нее в боях. И если им повезет — не просто по-солдатски, как до сих пор, тьфу-тьфу, везло ему, а особым везеньем исторического игрока, как картежника, попасть в нужное время в нужное место, так, чтоб их кровь пришлась в масть в разыгрываемой без них мировой политической партии, — тогда по их крови приходят к власти те, кто любит уже саму власть — и знает, как ее удержать. И Стодоля из этих вторых, это правда. И большевики — тоже. Если для удержания власти им понадобится самостоятельная Украина, они станут ее строить с не меньшим усердием, чем мы это делали в подполье. Вот ведь и теперь, когда Сталину в сорок четвертом нужно было вытащить из-под нашего влияния охваченную партизанкой Украину, он дал указания создать украинские министерства обороны и иностранных дел. А когда УГОС добивался от союзников статуса правительства в изгнании, Сталин опередил нас, сделав Украину членом ООН. И пусть все это пока что цацки-пецки, формальные атрибуты не существующего в действительности государства, — когда-нибудь они нам еще пригодятся, не сразу Киев строился…