Айона кричит. Джилл просыпается. Дом полон солнечного света и Айониного крика.
По плану Эйлса и Айона с матерью должны были оставаться у гуэлфской родни до вечера, чтобы не ехать на машине по самой жаре. Но после завтрака Айона устроила переполох. Она незамедлительно возжелала отправиться домой к деточке, твердя, что всю ночь глаз не сомкнула от беспокойства. Стыдясь дальнейших препирательств с ней при родственниках, Эйлса сдалась, и они прибыли поздним утром и открыли дверь своего совершенно беззвучного дома.
— Фу! — сказала Эйлса. — У нас всегда так воняет? Неужели мы просто принюхались?
Айона нырнула ей под руку и помчалась вверх по лестнице. А теперь она кричит:
Ей ничего не известно про пилюли, так почему же она кричит «убийца»? Из-за одеяльца. Она видит одеяльце, которым я накрыта с головой. Удушение. Не отравление. И полсекунды не прошло, как от слова «мертвая» она перескакивает к слову «убийца». Мгновенный летучий прыжок. Она хватает меня из кроватки вместе с обвивающим меня одеяльцем-саваном и, прижимая сверток к себе, с криком выбегает из комнаты и несется в комнату Джилл.
Джилл с усилием пытается продрать глаза после двенадцати- или тринадцатичасового сна.
— Ты убила моего ребенка! — кричит Айона ей в лицо.
Джилл не поправляет ее — не говорит: «нет, моего». Айона обвиняюще протягивает меня, чтобы показать Джилл. Но прежде чем Джилл успевает хоть мельком взглянуть, Айона меня выхватывает. Со стоном она сгибается пополам, будто ей выстрелили в живот. Не выпуская меня из рук, мчится по лестнице вниз и врезается в Эйлсу, спешащую навстречу. Эйлса чуть не падает с ног, она цепляется за перила, но Айона не замечает этого. Кажется, что свертком со мной она пытается заткнуть новую ужасную дыру в самой сердцевине своего тела. Слова вырываются наружу с новыми стонами осознания:
Джилл спала, не укрываясь и не раздеваясь. На ней по-прежнему вчерашние шорты и лифчик, и она не понимает, проспала она всю ночь или только часок вздремнула. Не понимает, где она и какой нынче день. И что такое говорит Айона? Нащупывая путь из чана, обитого теплым войлоком, Джилл скорее видит Айонины выкрики, чем слышит их, они похожи на горячие красные вспышки, раскаленные вены внутри ее век. Как ни цепляется она за роскошь непонимания, понимание наступает неотвратимо. Она знает, что это обо мне. Но Джилл думает, что Айона ошиблась. Она попала в плохую часть сна. Та часть уже завершилась. С ребенком все хорошо. Джилл позаботилась о ребенке. Она вышла на улицу, отыскала дитя и накрыла его. Все хорошо. В коридоре внизу Айона делает над собой усилие и выкрикивает несколько слов подряд: