И снова вступают все участники van Gogol:
Наконец, очередь доходит до угрюмого парня со слегка впалыми щеками, который, пока остальные двое снова берут гитары, начинает выкрикивать совсем уж с пулемётной скоростью:
Группа возвращается обратно к сверхзвуковому гитарному пилению, оставшийся с одним микрофоном Впалый кричит что-то невразумительное. Посреди неистовствующего танцпола появляется колоссальный вертел с неадекватным нагромождением мяса. Его крутит счастливый Дамо Судзуки (которого в определённых кругах фамильярно называют Димой Японцем). Все присутствующие бросаются вести вокруг него хоровод, пока сверху на них падают синие шары, которые, лопаясь, обрызгивают их неясной поблёскивающей субстанцией.
В толпе виднеются милицейские фуражки, казацкие мундиры, поповские рясы, генеральские лампасы и кавказские мокасы. Кто-то выкрикивает «Б <…>, П <..> прогони», за что его из неприглядного жестяного ведра окатывают шампанским; вслед летит торт. Крикливые девицы в промокших платьях на голое тело дубасят друг друга надувными крокодилами, где-то слышны выстрелы – но это всего лишь известный городской повеса майор Косяков пронёс в клуб находящиеся под строгим запретом хлопушки.
Когда музыка заканчивается, «ван Гоголей» настойчиво зовут на бис, но в какой-то момент всеобщая овация совершенно забывает о музыкантах – везде раздаются крики «Россия вперёд!» и «Да здравствует тридцать третье мая!». Наконец все подбрасывают имеющиеся головные уборы (приборы), которые синхронно замирают, прилипнув к потолку.
Шуба-дуба, корень дуба, чё-почём-хоккей-с-мячом.
– Молодой человек, у вас есть с собой паспорт?
– Нет. Я у вас каждый день покупаю.
– Новый закон, извините.
– Слушайте, время 22:55, если я сейчас пойду за паспортом, я просто не успею купить. Давайте я вам в следующий раз покажу.
– У нас инструкция.
– Вы что, действительно считаете, что мне меньше восемнадцати?
– Считайте, что это комплимент.
– Мне комплименты сейчас не нужны. Вот деньги.
– Я не могу продать.
– Слушайте, это унизительно.