Максим

Максим

Я ходил по своей квартире и балдел – трогал теплые батареи, включал горячую воду и часами, как утка, плескался под горячим душем. Я смотрел телевизор, не вслушиваясь в слова, просто пялился в горящий экран и снова балдел!

Я написал письмо Гале, чувствуя свою вину перед ней. В конце концов, она не виновата, что она такая. В том, что у нас так получилось.

Я покаялся перед ней и попросил прощения. Не знаю, поняла ли она, что я с ней прощался? Надеюсь. Она была умной, моя жена…

После этого письма меня чуть отпустило.

Я позвонил Нине и попросил разрешения приехать. Та долго раздумывала, потом коротко бросила:

– Ну что ж, приезжай!

Я купил торт и цветы и поехал.

У двери я долго не решался нажать на звонок. Нина открыла дверь, и я поразился тому, как она постарела. Она поймала мой взгляд и усмехнулась:

– А ты как думал, Ковалев?

Я страшно смутился и что-то забормотал в свое оправдание. Нина все поняла – она тоже была не из дур, моя первая жена. И она тоже не была виновата в том, что у нас не получилось.

Я прошел в комнату Наташи. Дочка сидела на стуле перед компьютером, и я остолбенел и замер на пороге, так она была похожа на мою мать!

Наташа смутилась и жалобно пискнула:

– Мама!

Нина, стоявшая у меня за спиной, чуть подтолкнула меня вперед.

– Ну что, иди, Ковалев, вершитель судеб! Знакомься с дочерью!

Я подошел к Наташе, она вздрогнула, расплакалась и отпрянула от меня. Я разревелся и услышал, как за моей спиной всхлипывает Нина.

Мы плакали втроем. Первой взяла себя в руки, конечно, моя бывшая жена.

– Ну хватит реветь! Ковалев, не разводи сырость! И ты, Наташка! Пошли лучше пить чай! Тем более у нас есть роскошный торт! Да, Ковалев? Ты, кажется, не поскупился? Торт из французской кондитерской, верно? Какие деньги, господи! И на что?