Она доедает пончик и облизывает сладкие пальцы.
— Я ненавижу это место, Кёртис, — говорит она. — И больше всего я ненавижу то, что в нем есть хорошего. Я ненавижу себя в те моменты, кода мне здесь нравится. Это же такое искушение: передоверить свои мысли и чувства кому-то другому. Тебе не нужно оригинальничать, потому что оригинальность здесь попросту невозможна. Ты просто следуешь сценарию и ни о чем не заботишься. Это как выпускной бал в школе, только с азартными играми и шопингом в придачу.
— Можно задать прямой вопрос?
— Валяй.
— Ты пригласила меня на встречу с какой-то конкретной целью или тебе просто захотелось пообщаться? Меня устраивают оба варианта, но, если у тебя ко мне дело, я предпочел бы наконец услышать, в чем оно состоит.
Тихо рассмеявшись, она выпрямляется. Тату исчезает под курткой.
— Я пригласила тебя со вполне конкретной целью, и эта цель — пообщаться. Сегодня утром я сделала несколько звонков в Филли и Вашингтон, навела о тебе справки. И все там ответили примерно одно и то же. Надежный парень. Малость упертый. В темных делах не замешан. А в Атлантик-Сити тебя, похоже, вообще никто не знает, что я сочла добрым знаком. Но мне все же хотелось оценить тебя при личном общении. И не под дулом пистолета.
— Я тронут. И какова оценка?
— Удовлетворительная. Ты умеешь слушать. А если довести до сносной кондиции твои потуги на остроумие, ты будешь очень даже ничего. Сможешь осчастливить какую-нибудь приличную молодую особу.
— Спасибо. А можно спросить о людях, с которыми ты разговаривала в Филли и Вашингтоне?
— Спросить, конечно, можно, — говорит она, — только ответов на эти вопросы ты не получишь.
Она улыбается Кёртису, но при этом отводит глаза, что дает ему возможность всмотреться в ее лицо. Кажется, наметилась зацепка. Поскольку общих знакомых у них кот наплакал, обсуждать Кёртиса этим утром она могла только с одним человеком.
Вероника поворачивается, переходит мост и по другому берегу канала направляется в ту сторону, откуда они пришли. Кёртис держится слева от нее. Позади них Наполеон и куртизанка с чрезмерной аффектацией исполняют дуэт для посетителей ресторанчика; их пение смешивается и диссонирует с заезженной мелодией Вивальди, несущейся из звуковых колонок, а также с разговорами прохожих на фоне низкого монотонного шума кондиционеров. А впереди немецкое семейство —