– Я хочу видеть сына.

Его требование прозвучало так, будто это было не только возможно, но и совершенно логично. Я хочу есть. Хочу быстренько принять душ. Все нормально. Все нормально. Нет, это не нормально! Томас почесал ладонь, разглядывая обвисшую кожу и проступившие вены, и добавил:

– Кстати, Итти о тебе спрашивал. Как он там тебя называл в детстве? Какое-то жуткое прозвище… Ах да, Миттак! Забавный он был малыш, правда?

Нет, захотелось крикнуть Амине, вовсе нет, не был он забавным малышом, но внезапно у нее закружилась голова, а руки и ноги стали как будто невесомыми.

– А Сунил сказал, что мечтал стать танцором, – продолжал Томас.

– Что? – удивленно заморгала Амина.

– Сказал, что только в танце чувствовал себя по-настоящему счастливым. И если бы я вернулся в Индию, то ему не пришлось бы обо всех заботиться и он стал бы танцором.

У Амины в груди сжался холодный комок. Сунил, кружащийся в танце в гостиной салемского дома. Она увидела его как наяву, четко и явственно, несмотря на туманную пелену времени.

– Ты только подумай: одна маленькая глупость могла бы изменить все! Возможно, все они еще были бы с нами! Возможно, твоя мать была бы счастлива! Возможно, Акил… – Томас изменился в лице, но взял себя в руки. – А знаешь, что самое смешное? Я почувствовал облегчение, когда он сказал мне, что я во всем виноват. Облегчение! Все эти годы я представлял себе, как он, должно быть, меня ненавидел, проклинал, и вот наконец это прояснилось, все кончено, капут! Теперь я могу жить дальше, правда? – улыбнулся ей Томас, но особого облегчения на лице отца Амина не заметила, лишь крайнюю степень усталости.

– Пап, поехали домой, – попросила она, но он лишь утомленно посмотрел на нее. – Ты просто устал. Все в порядке. Сегодня день пропустишь.

– Я каждый день «просто устаю». – Томас отвернулся к лежавшему на койке мужчине.

– Знаю, – тихо прошептала Амина, аккуратно беря его под локоть, а другой рукой медленно и осторожно разжимая пальцы, вцепившиеся в поручни больничной койки.

Отец послушно побрел за ней мимо коек и, выходя из реанимации, попрощался с Ширли.

– Была рада вас видеть, док!

– Я еще вернусь, – подмигнул ей Томас.

– И что говорит твоя мама? – спросил Джейми, когда Амина приехала обратно.

Он явно совершал какие-то насильственные действия по отношению к томатам в сотейнике. Из кастрюли поднимались клубы пара, окружая его голову чесночным нимбом.

– Я еще не сказала ей.

– Не сказала? – удивленно взглянул он на нее через плечо.