– И я помню… – размягченно поддакнул Костя, вероятно, решивший, что моя интонация вызвана тоской по детству. – Я ведь тогда таким паинькой был – ужас! По бабам не ходил, даже водки не пробовал, с горки катался на этих самых, на кассетах от молока… А тут – пробей нам, дядя, костыль плана, а мы отсыплем, не обидим. Они ж в этом возрасте круче яиц!

Костя аж запыхался от внезапно нахлынувшего и сразу же посмеялся над собой, признавшись, что по пьяни он всегда сентиментален и хочет писать стихи, а сегодня с чего – непонятно.

– Ясный хрен, я напросился к ним, приму один-два пáрика – и хватит. Мне главное на них посмотреть, а обкурка – фиг с ней…

– А мне и вовсе только посмотреть, – примолвил я, казалось бы, вовремя, но Костя вдруг зло скривился.

– Пошли – ты вроде торопился. Яблок хватит. – Он сдернул пакет с колышка забора так, что оторвалась ручка.

– А зачем яблоки? – поинтересовался я, почувствовав интуитивно, что могу таким вопросом прогнать странное Костино озлобление.

И действительно, он оттаял.

– Ну как же, после обкурки-то… Но это ладно. Самое смешное, что мы спички тянули, кому идти. Вот тебе образчик демократизма. Я мог бы любого послать (нашли молоденького!), а пошел. То-то, студент! – И, прихлобучив к рассказу ненужный покровительственный довесок, он неожиданно предложил: – Ты яблоки ешь, нечего облизываться. Любишь райку?