Теперь я никуда не торопился и не спешил. Посоветовавшись с Марией и Матильдой, я построил за домом большую оранжерею и разводил в ней всякие экзотические растения и цветы, больше всего меня поглощали бонсаи, эти крошечные карликовые деревца, которые мы, люди, заставляли не расти и оставаться при жизни карликами.

И хотя в своей метафизической глубине я осознавал всю чудовищность такого обращения с деревьями, но поделать с собой ничего не мог.

Со временем мы купили небольшой магазин и продавали в нем цветы, растения и мои бонсаи. Самые любимые я всегда оставлял себе. У меня уже рос крохотный дуб, остролистные клен, можжевельник и кипарис, они росли и на искусственных холмах, и на скалах, осколках скал, которые мы привозили из заграничных поездок.

Жизнь шла, и мы уже так привыкли к нашему счастью, что как будто даже разучились чувствовать его, а оно вместе с тем было, мы постоянно общались, и наша любовь уже не была такой сумасшедшей.

Постоянная беготня по дому наших детей мешала нам втроем уединиться, и однажды Матильда мне предложила недалеко от оранжереи сделать огороженный участок, что-то вроде сада камней с множеством можжевельников разных пород и дубками, которые уже здесь росли, и я с радостью согласился. А уже через каких-то несколько дней мы смогли уединяться на этом небольшом клочке земли, призвав на подмогу Бюхнера, который своим приходом с тараканами просто завораживал наших детей, и они уже не могли вместе с ним отойти от драгоценного ящика.

36. Печальное апостериори17, или Судьба антисемита Финкельсона и почтальона, изучающего письма

36. Печальное апостериори17, или Судьба антисемита Финкельсона и почтальона, изучающего письма

Так вот мы и жили прекрасно и безмятежно, пока нашим соседом не стал один впечатлительный и изрядно наблюдательный холостяк, и звали его Иосиф, и фамилия у него была то ли Финкельсон, то ли Фанкельсон, и был он такой же еврей, как и я, но только не совсем такой, а очень даже необычный, это был еврей, который страшно ненавидел всех евреев, это был самый ярый антисемит, какой только бывает при помрачении от старости мозгов.

Разумеется, что он сразу же возненавидел меня и всю мою семью, и то ли от безделья, то ли от скуки, какую часто испытывают одинокие престарелые холостяки, он счёл за благо устроить за нами постоянную слежку, с этой целью купил себе подзорную трубу и день и ночь глядел на нас через нее из своего чердачного окна.

К сожалению, я не ощущал на себе чрезвычайно любопытного и пытливого взгляда, ведь Иосиф попадался на глаза очень редко, зато наблюдал за нами каждый божий день, чего мы не подозревали.