Он поднимал ее со дна, как останки давно вымерших и окаменевших животных, он рылся в их теле как в земле археолог, и с жадным любопытством слагал вместе их стоны, как редчайшие экспонаты, а уже потом, выбравшись из них наружу, он страшно ненавидел их и презирал.

Хотя проходило какое-то время и они снова запутывали его своим редчайшим психологизмом, своей невидимой войною в словах и в жестах за его всегда ненасытное тело.

Дни шли, а Эскин со своими женщинами проваливался в глухое забвение. Амулетов, ставший вдруг невинной жертвой бабьего раздора, куда-то пропал, а Эскин даже не пытался его выловить или найти.

Он слепо верил, что Амулетов с Соней ищут его отца, пусть даже не из любви к дяде Абраму, но хотя бы из магической тяги ко всякой существующей тайне.

Сам же Эскин устал от этого мира и никого не желал к себе впускать, кроме двух прилепившихся к нему женщин.

Лулу с Аллой как-то быстро почувствовали его депрессивное состояние и пытались вначале перебороть его своими страстными телами, готовыми в любую секунду его удовлетворить, и Эскин даже поддался их любвеобильным чарам, но постепенно его тоскливое уныние передалось и его женам.

Они уже никуда не выходили на улицу, только один раз в неделю Алла покупала продукты, которых им хватало как раз на неделю. Мусор совсем не убирался, и вскоре весь пол был усеян пустыми стеклянными и пластиковыми бутылками, обрывками бумаги и всякими засохшими объедками.

Чтобы как-то духовно оправдать и себя, и доверившихся ему женщин, Эскин провозгласил свою семью братством духовных аскетов и потребовал от всех, чтобы никто и никогда не убирал мусор.

Потом Эскин запретил им смотреть телевизор, он решил, что просмотр современных телепрограмм очень скверно сказывается как на душевном здоровье, так и на его собственной потенции.

Еще он подумал, что лучи исходящие от экрана очень вредны для здоровья. Лулу с Аллой хотели воспротивиться, но страх потерять Эскина был намного сильнее.

Внезапный приход Амулетова значительно отрезвил мало думающего Эскина.

Теперь Амулетов выглядел лучше и увереннее самого Эскина. Часто пьющий и опухший с лица Эскин с некоторой робостью глядел на широко улыбающегося Амулетова.

– Амулетов, ты счастлив? – удивился Эскин.

– А почему бы и нет, – похлопал его по плечу Амулетов. – Сонька скоро родит, и я стану отцом! Наконец-то у меня появится свой ребенок!

– Н-да, – пробормотал Эскин, – а у меня Лулу тоже ждет ребенка, только Алла почему-то все никак не беременеет!

– Ничего страшного, когда-нибудь обязательно забеременеет! – с улыбкой взглянул на Аллу Амулетов. – Как травка по весне зацветет!