– Жалко только нет людей, – вздохнул дядя Абрам.
– А нужны ли они нам, – улыбнулась Маргарита, – мне, кажется, мы и без них не пропадем!
– Пропасть-то не пропадем, но одичаем, – опять вздохнул дядя Абрам.
– Ладно, иди ко мне, мой воробышек, – и Рита поцеловала дядю Абрама.
Они быстро легли в тени пальм на песок и соединились.
Мощная энергия, подобная органному созвучию, извлекла из дяди Абрама мириады крохотных частиц, и ее нежное лоно тут же жадно проглотило их.
В тот самый момент, когда Рита вскрикнула, дядя Абрам увидел холодные серые маленькие глазки незнакомого человечка, одетого в серый костюм с белой рубашкой и черной бабочкой. Он жадно вглядывался в них из-за пальмы и тяжело дышал.
Как догадался дядя Абрам, это и был тот самый таинственный продюсер, который на протяжении нескольких месяцев издевался над ними и подглядывал с помощью видеокамер.
Теперь он, видно, решил сам без помощи всякого телевидения подглядывать за ними.
Дядя Абрам резко вскочил с Риты и, натянув штаны, побежал за человечком, но тот, хотя и был маленьким, но бежал очень быстро, постепенно поднимаясь на гору.
По-видимому, он очень хорошо знал этот остров, поскольку очень ловко перескакивал через ручьи, прыгая с камня на камень, а иногда пролезая через густые заросли лиан.
У дяди Абрама был только одно желание поймать и задушить этого человечка, каким бы он не был, но он все же был их мучителем!
Однако человечек проворно нырнул в заросли лианы, и пропал из глаз дяди Абрама.
На этот раз дядя Абрам глубоко задумался, разглядывая буйну поросль неведомых джунглей. Интуиция подсказывала ему, что надо было взбираться наверх, на самую вершину горы, как будто что-то страшное и давно знакомое тянуло его туда, наверх. Рита оставалась внизу и наверняка будет его ждать, а потом этот остров не такой уж и большой.
Дядя Абрам стал решительно подниматься, держась руками за лианы, как за крепкие канаты.
Через минуту мимо него пробежала по верхушкам деревьев стайка лемуров.
Еще через несколько минут он остановился как вкопанный, увидев большую, с узорчатым рисунком на спине, змею, чья голова с раскрытой пастью страшно шипела, приближаясь к его лицу.
Что-то шевельнулось в нем, то ли страх, то ли какое-то мучительное воспоминание детства, и он двумя руками схватил змею за шею, и невероятным усилием воли оторвал ее голову от скользкого туловища, уже успевшего обвить его тело несколько раз, и отбросил вниз.
Голова с гулким шумом покатилась по каменистым выступам между деревьев, а он продолжал свой подъем.
Жара становилась нестерпимой, и он несколько раз обтирал свое лицо рубашкой, которую снял с себя и теперь пользовался ей как полотенцем. Этой же рубашкой он вытер свои руки и плечи от змеиной крови.