Прыгая на одной ноге по лестнице, я кое-как добралась до второго этажа, а затем, бесшумно подкравшись к её номеру, приложила ухо к двери.

Сначала внутри было почти тихо, просто что-то едва слышно щёлкало и поскрипывало, но потом, когда я уже собиралась уйти, раздался телефонный звонок.

— Привет, — сказала женщина в номере. — Я не видела, что ты звонила. Хорошо, видела, но не могла перезвонить. Да. Пять дней не могла перезвонить. И что? Трагедия какая-то случилась? Да, не хочу с тобой разговаривать. Потому что ты выносишь мозг. У нас всё нормально. Особенно, когда ты не звонишь. Он тоже не хочет с тобой разговаривать. Знаю. Слушай, мам, отвяжись уже от нас. Мы не вернемся. И он не вернется. Я тебе сто раз говорила. Загнивай сама в своём Мухосранске со своими поросятами. Я сейчас работаю администратором одной дорогой гостиницы и зарплата у меня в месяц больше твоей годовой пенсии. Ясно? Не скажу в каком городе. Не скажу и всё.

— Вы постучите. Мама, наверное, в душе и не слышит.

Внезапно прозвучавший за спиной детский голос заставил так резко отшатнуться, что не опирайся я о стену, то наступив на больную ногу, наверняка упала бы.

Мальчику было лет десять. Худенький и узколицый, с прямой чёлкой поперек лба, вздернутым девчачьим носиком, крупными зубами, глубокими ямочками на щеках и широко распахнутыми карими глазами.

— Извини. Ошиблась, — я проковыляла пару шагов до своего номера. — Перепутала дверь.

— Вы отсюда? — почему-то обрадовался он. — Здесь мой друг Пеннивайз живет.

— Угу, — буркнула я торопливо засовывая ключ в замочную скважину. Так позорно запалиться, ещё нужно уметь. Но мальчик похоже ничего не понял.

— А он дома?

— Нет.

— Раньше тут до вас горничные жили. Сёстры. Но у них родственник в Саратове умер и пришлось уехать.

— Понятно, — я запрыгнула в номер.

— А можно к вам? — попросился он.

Я придержала дверь.

— Ну заходи.

Он прошёл прямиком через всю комнату и сел на стул возле балкона.

— Как тебя зовут?

— Тоня.