Однако спали мы недолго. Проснулись от громких жалобных криков за стеной. За окном уже окончательно рассвело и на балконных перилах блестели капли росы.
Амелин вскочил, как ошпаренный, несколько секунд сидел, приходя в себя, а затем натянув штаны, сунул ноги в кеды и, не зашнуровывая, пошлёпал к двери. Вспомнил что-то, вернулся. Схватил со стула рюкзак и вытащил обрез.
— Офигел! — я резко попыталась встать, но тут же со стоном рухнула обратно. Боль в ноге полоснула ножом.
— Можешь не лезть? — с непривычно строгим спокойствием сказал он. — Хоть раз в жизни?!
Но не лезть я не могла, особенно сейчас. Поэтому скатилась с кровати на пол и, стоя на четвереньках, пригрозила:
— Выйдешь с этой штукой, и я тебя знать не знаю.
— Ты что, не слышишь, что там ребенка бьют?