– Машка! – в ужасе отшатнулась она, узнав подругу. – Как ты могла! Машка! Ты же знала, что я его люблю!!! Ты же всё знала.

Афанасьева отпрянула от кавалера, легко отодвинув его в сторону. Облизнув припухшие от поцелуев губы, она оправила блузку, разгладив белоснежные рюши, отдёрнула юбку. Повела бровью, и Истомин послушно подставил широкую ладонь, чтобы помочь ей спуститься с подоконника.

– Ненавижу, – коротко прошептала Дарья, делая шаг назад.

Машка и Истомин одинаково зло ухмыльнулись:

– Да кому это интересно?

– Ненавижу, – повторила как приговор Дарья, выбегая из комнаты в затхлые трущобы коридора.

Не оглядываясь, она мчалась вперёд, смазывая с окровавленных щёк сухие солёные слёзы, и задыхаясь.

Злоба горячей испепеляющей волной накрывала её, всё глубже унося сознание.

В глубине мелькнула тень – неясное сочетание света и тьмы проскользнуло через проход из одного тёмного провала в другой.

Она скорее почувствовала, чем увидела в чернильной темноте ближайшего дверного проёма быстрое движение. Зрение выхватило из мрака светлые глаза, Машкино лицо, неестественно белое, всё в мелкой паутине сизых, как на старой эмалированной керамике, трещин.

– Ненавижу! – надрывно заорала Синицына, узнавая.

Машкины почерневшие губы сложились в кривой и равнодушной усмешке. Холодная рука схватила за шиворот и, резко потянув на себя, с силой ударила об острый угол косяка.

Перед глазами вспыхнул, многократно отражаясь, сине-зеленый, ослепительно яркий круг, и тут же погас.

Последнее, что почувствовала Дарья, падая, это острые когти, немилосердно вцепившиеся в её плечи и потянувшие её тело по пыльному, покрытому стеклянным песком полу.

***

Дарья приходила в себя медленно и мучительно.

Сквозь тугую пелену обморока, звон в ушах, она слышала завывание метели, ощущала сырость и грязь помещения, в котором находилась. Руки, насквозь исколотые и изрезанные, кровоточили и зудели.

А рядом, в метре от неё, она непрестанно чувствовало чьё-то присутствие: короткий смешок, бормотание, хруст стекла под чьими-то ногами.

– Что, не сдохла ещё? – сильный пинок под рёбра мгновенно привёл в чувство.

Маша, неестественно бледная, с посиневшими губами, низко склонилась над подругой.