А у нас остались лишь несбывшиеся мечты о светлом будущем. Всю свою взрослую жизнь мы мечтали о красивой интересной жизни и нам все время казалось, что вся эта успешная солнечная жизнь ждет нас где-то там впереди. Когда нам осталось жить по 40 лет, мы довели свои мечты до четкого визуального образа. Мы отчетливо представляли нашу счастливую жизнь (во многом конечно благодаря моим бредням о жизни голливудских сценаристов) – красивые девушки, солнечные пляжи, вечеринки в бассейнах роскошных вилл на берегу океана. Да я прекрасно помнил, как в свои 40 лет, взявшись за сценарий, я всерьез рассчитывал в следующее десятилетие своей жизни совершить прорыв и воплотить эти мечты в реальность. Но время шло, а мечты так и оставались мечтами. Пронеслось «золотое десятилетие» – возраст от 40 до 30 лет, когда с каждым годом мы все отчетливее понимали, что просираем жизнь в рутинном круговороте, ни на шаг не приближаясь к нашим мечтам. И вот нам осталось жить чуть больше 22 лет (ближайшие пять из которых волею судьбы нам суждено провести в Камском политехническом институте) и мы окончательно смирились с тем, что нашим мечтам не суждено будет сбыться. Солнечные тропические пляжи, океанская голубая вода и загорелые девушки в бикини так и остались безнадежно далеки от нас. И этого уже было не изменить. Казалось бы безысходность должна была охватить нас, но нет – мы единодушно решили раз уж изменить ничего нельзя, то почему бы просто не пуститься во все тяжкие?

И мы бросились куражиться, отрываться на забойных вечеринках в общаге, тусах в ночных клубах, днюхах на базе отдыха в Боровецком лесу и прочих движах.

Большая светлая любовь тоже пала жертвой этой концепции – какой смысл кого-то любить по настоящему, если максимум через пять лет все серьезные отношения нужно будет заканчивать? Поэтому ни я после Насти, никто другой из нашей четверки уже не искали вечной любви. Хотя вокруг и были примеры, когда бывшие муж и жена продолжали встречались все пять курсов в институте, а потом еще десять классов в школе, но это были какие-то абсолютно уникальные экземпляры, почти безумцы. А подавляющее большинство моих сверстников на этих безудержных вечеринках пытались реками алкоголя и случайными связями заглушить горечь утраты настоящей любви.

Некоторые называли студенчество периодом сознательного дожития, потому что после 18 лет останется только несамостоятельная жизнь под контролем родителей и никакой свободы. Мы всё это отлично понимали и поэтому отрывались по полной, словно пытаясь за оставшиеся пять лет накуражиться на годы вперёд. А когда от самых юных первокурсников мы узнали об «ужасах», которые войдут в нашу жизнь с наступлением периода несовершеннолетия (недееспособности) – прежде всего это законный запрет на употребление алкоголя, мы и вовсе бросились бухать, как прожженные пираты!