— Может быть, я и ошибался, — говорил голос. — Ну так что? Кто не ошибался? Надеюсь, ты не станешь меня осуждать. Ты румын, и я румын — румынская интеллигенция должна найти общий язык…

«Он сумасшедший, — подумал Бузня, но тут же сам себя поправил: — Разве смерть бывает сумасшедшей? Смерть бывает слепой. Смерть иногда расчетлива. Смерть всегда жестока и бездарна — разве она может сойти с ума? Или он попросту лишился памяти? От большого страха можно потерять память. Сейчас я это выясню». И Бузня спросил Мадана:

— Где Иорга?

— Иорга? — удивился Мадан. — Какой Иорга?

— Никулае Иорга. Профессор Иорга. Он, кажется, тоже был румыном и интеллигентом. Где он?

— Ну, это ты и сам знаешь, — спокойно сказал Мадан. — Иорга расстрелян в сороковом… Ну и что?

— А Петре Андрей? — спросил Бузня.

— Его тоже расстреляли. Ей ши?[93]

— Его отравили, — сказал Бузня. — Профессора Петре Андрей заставили выпить яд. А где Захария?

— Журналист Захария?

— Да, журналист Захария, с которым мы столько раз сиживали вместе в «Корсо». Где он?

— Не знаю. Кажется, он тоже… — Мадан вопросительно посмотрел на Бузню.

— Расстрелян, — сказал Бузня. — И Захария расстрелян. И ты прекрасно знаешь кем…

«Бузня изменился, — подумал Мадан. — Сильно изменился. Нам не договориться. Я считал его безобидным чудаком и не вставил тогда в список. Захарию я вписал, а Бузню нет. Это была ошибка. Еще одна ошибка. Как много ошибок! Вот и приходится расплачиваться. Мерзавец. Надо сказать ему, что я еще могу вставить его в черный список. Чепуха. Я ничего не могу. У меня нет теперь никаких списков».

И он сказал:

— Зачем вспоминать прошлое, Дан? Не будем говорить о мертвых. Разве наших не убивали? Где Кодряну? Где Моца и Марин? Где Никадоры? Убиты. Все убиты. Ну и что? В политике всегда кто-нибудь должен проиграть. Они проиграли. Если бы они выиграли, никто бы не посмел сказать о них худого слова. В политике все решает победа. Победитель может все оправдать. Вае виктис — горе побежденным. Неужели ты и меня готов осудить? Что я сделал плохого? Я был другом Кодряну — не стану отрицать, я был его ближайшим другом. Ну так что? Как будто только я один с ним дружил? А Маниу? Разве Маниу не был другом Кодряну? Ну и что? Разве это помешало Маниу стать министром именно теперь, когда в Румынию пришла Красная Армия?

Бузня невольно нащупал в кармане сложенную вчетверо гранку — только что написанные в редакции стихи о Красной Армии. Завтра она будет здесь. Завтра утром. Но теперь еще ночь, и улица погружена в темноту. Никогда, никогда еще не было здесь, на углу Сэриндар и Каля Викторией, такой темноты. В темноте оживают призраки. Один из них стоит рядом: толстый, грубый и страшный призрак прошлого, тень того, что ушло, что должно исчезнуть этой ночью навсегда. Утром призраки исчезают. Рассвет растворяет призраки. Солнечный свет убивает их окончательно. Рассвет близок, и Мадан исчезнет. Где гарантия, что навсегда? Он уже исчезал несколько раз и снова появлялся. Где доказательство, что в будущем чудовище никогда больше не появится?