Поликарп Матвеевич Кружилин был совершенно сед, плечи его похудели и сгорбились, руки, когда он держал в них что-нибудь, тряслись.

— Ну, а как ты живёшь? — спросил он у Зубова.

— Нормально. Работаю, жена тоже. Сын учится… Я взял к себе Акулину Тарасовну Козодоеву, старушку эту, которая брата моего отца вилами запорола… Я вам рассказывал за что. Помните?

— Как же, помню…

— Ей уже под девяносто где-то. Бодренькая ещё, бегает. Но слабеть зрением начала. И мы решили с женой, что наш долг о ней… позаботиться. Еле уговорил Наталью Александровну уступить нам старушку.

— У неё муж когда-то был, Филат Филатьич… Забавный старик. Слышал о нём?

— Не только слышал, не раз беседовал с ним о моём отце. Знавал он его, оказывается, тоже.

— Да, кажется. Давно я не видел старика. Жив ещё?

— Скончался, Поликарп Матвеевич.

После этих слов Кружилин долго молчал. Дорога шла между двух хлебных полос. Поликарп Матвеевич сидел в ходке угрюмый, тусклыми глазами, в которых ничего, кроме старческой тоски, не было, глядел, как под несильным ветром качаются зелёные ещё, тяжёлые, квадратные колосья, уплывают назад, а навстречу движутся всё новые и новые. Казалось, два гигантских зелёных колеса, два жёрнова медленно вращаются навстречу друг другу, едва не прикасаясь. Казалось ещё, что не лошадь, гладкая и сильная, тащит ходок, а сама собой приближается зелёная стена тайги справа, а Звенигора, оставшаяся сзади, сама собой уплывает всё дальше, что это тоже какие-то огромные гигантские жернова, не останавливающиеся ни на мгновение, работающие вечно.

— Может, потому и говорят: всё перемелется — мука будет, — произнёс он.

— Да, к сожалению, — откликнулся Зубов, подумавший, что Поликарп Матвеевич говорит о бренности человеческого существования, о кратковременности пребывания человека на земле.

Но Кружилин имел в виду не это.

— Опыт столетий — это и есть та самая мука, из которой люди испекут хлеб истины. И всё меньше и меньше в этот мир будет приходить людей, чтоб этим опытом пренебречь и неверный путь сначала начать. Всё меньше, а потом и вовсе таких не будет.

— Да, это конечно, — сказал Зубов. — Недёшево только опыт этот достаётся людям.

— Недёшево, — откликнулся Кружилин. — Как ещё недёшево!

* * * *

Вечером был прощальный ужин, на который Анна пригласила и Кружилина, и Зубова, и Кирьяна Инютина с Анфисой. Кирьян тоже разменял уже недавно седьмой десяток, но по-прежнему работал в колхозе бухгалтером. Передвигаться на своей каталке по грунтовой дороге ему было тяжело, поэтому Анфиса привезла мужа на телеге. Андрей и Дмитрий сняли его и с незлобивыми шутками и смехом внесли в дом.