Кружилин терпеливо ждал. И, чувствуя, что, чем дальше, тем невыносимее будет его молчание, Полипов дёрнул щекой, хрипло выдавил из себя:

— Так… Валяй уж дальше.

Кружилин покачал головой и поднялся с чемоданчика.

— Тяжело, стало быть, отвечать?

— А я уж на все вопросы сразу.

— Вряд ли сумеешь сразу-то, если на один не можешь… или не хочешь. Почему вот от Малыгина уходишь?

— Я объяснял.

— Непонятно ты объяснял. А может быть, даже нечестно.

— То есть как нечестно?

— Видишь ли… Да, я помню, как отец мой тебе тогда насчёт подлости говорил. Я в то время, если ты не забыл, находился в колхозе в роли никому не нужного уполномоченного. Словом, слышал ваш телефонный разговор. Я стоял рядом с ним. Отец тебе ещё и насчёт совести говорил. Помнишь, он советовал тебе бояться её? Так вот, думаю, не проснулась ли она наконец в тебе? Не она ли погнала тебя из совхоза?

Полипов рывком оторвал своё тело от земли, вскочил. Губы и щёки его тряслись, всё лицо было искажено. Он сжал кулаки и сделал шаг к Василию Кружилину, сыну Поликарпа Матвеевича Кружилина. Но тут же опомнился, отступил назад, сунул руки в карманы пиджака.

— Мальчишка! — выкрикнул он, как когда-то в своём секретарском кабинете.

* * * *

Сам того не ведая, попал Василий Кружилин в самое больное место Полипова. Тот никогда не знал и никогда не понимал, что это такое, человеческая совесть, но, когда ему о ней говорили, он зеленел, весь начинялся злостью, а под старость стал взрываться прямо порохом, как и сейчас произошло.

И не только совести — многого не понимал Пётр Петрович Полипов. Например, что ему говорил тогда в Шестокове этот выходец из загробного мира Лахновский, о каких таких силах, могущих якобы подмять под себя весь мир, толковал ему и почему отпустил его подобру-поздорову; почему ушла от него, Полипова, жена; почему в конце концов ему осторожно стали намекать, не желает ли, мол, он отправиться на покой.

— Спасибо за заботу, товарищи! — с улыбками отговаривался он. — Я чувствую, что есть ещё силы. На здоровье не жалуюсь…

— Человек, Пётр Петрович, всегда переоценивает свои силы, — мягко говорили ему. — И закон предусматривает, что в шестьдесят лет…

— Он предусматривает, но ничего не определяет категорически.