— Спасибо, Наташенька… Значит, погиб Яков Николаевич?
— Да, — негромко ответила Ольга Яковлевна.
— Мы все так и считали. Иначе бы дал о себе знать, написал бы… Когда и как это случилось?
— Осенью сорок четвёртого на Буковине. Есть там небольшой городок Вижница, а под ним горный хутор Базилин, неподалёку от румынской границы. Там он… там его… — Голос Ольги Яковлевны прервался. — Бандеровцы его, украинские националисты, казнили.
За столом установилось мёртвое молчание. Оно стояло долго. Все глядели на Ольгу Яковлевну, а та, достав из сумочки платок, вытирала глаза.
— Как же это… казнили? — спросил наконец Кружилин.
— Они его, как бревно… пилой на козлах… распилили.
Вскрикнула дико Лена, вскочив. Побледнел Иван. Анна и Наташа были неподвижны, лицо каждой из них превратилось словно в камень. У Дмитрия Савельева перекосились брови, затем правая бровь начала мелко подрагивать. Он смотрел на Ольгу Яковлевну как-то исподлобья, враждебно, будто именно она была виновна в страшной гибели Алейникова, которого он немного помнил.
— Пилой… — прошептал Кружилин, дряблые, серые щёки его порозовели, к ним прихлынула кровь. — Расскажите.
— Не надо! — выдохнула Лена, схватилась за плечо Дмитрия, будто боялась упасть.
— Надо, — хрипло произнёс тот. — Это, Лена, всем надо знать, как и за что умирали люди, какой ценой оплачено всё, что нам оставлено…
— Это правильно, — кивнул Кружилин белой головой. — Рассказывайте.
— Это ужасно! Это ужасно! — дважды произнесла Ольга Яковлевна, всхлипывая.
— Успокойся, мамочка, и расскажи, — ровным голосом произнесла Ирина. — Всё, что знаешь.
* * * *
В конце сентября сорок четвёртого на Северной Буковине, под горным хутором Базилин, приткнувшимся у скал неподалёку от перевала Шурден, снова сошлись пути Якова Николаевича Алейникова и бывшего его подчинённого Алексея Валентика…
В первой половине августа сорок третьего, вскоре после освобождения Орла, прифронтовая оперативная группа Алейникова была приказом руководства ликвидирована, сам он был назначен начальником новой специальной группы, полгода почти вылавливал в Орловских и Брянских лесах скрывавшихся там полицаев, предателей и всякого рода отребье, замаравшее себя сотрудничеством с оккупантами, а также оставленных фашистами в нашем тылу диверсантов. Засады и погони, перестрелка и самые настоящие бои с применением пулемётов и гранат являлись для Алейникова повседневным обычным делом, но ни одна пуля или осколок по-прежнему его не тронули, по-прежнему он был словно заговорённый.
Там же, в Орле, он удочерил Ольку, она поселилась в небольшом полуразрушенном при бомбёжке домике, во дворе которого росла обгоревшая берёзка.