Светлый фон

Надо не ставить препятствия ради групповых корыстных целей (сохранения власти, выгод и т. п.), догм изжившего себя учения (утопии), а стремиться кратчайшим путем к хозяйственному и политическому возрождению. Силы народа на пределе. Всякая политическая игра — безнравственна и преступна.

Лев Толстой действительно являлся «зеркалом русской революции», но только не в том узком, крестьянском понимании, которое в нем увидел Ленин. Это был тот кризис народной нравственности, который и дал такой во многом необратимый результат в 1917 г. Ленинизм попал на благодатную почву. Об этом-то и писал еще задолго до революции «Петруша» Дурново, казалось бы бесконечно далекий от сих проблем, однако по полицейской сути своей уловивший смысл вековых брожений. Произошло как бы соединение двух критических масс — той, которая в области нравственной, духовной составляет то, что подлежит преодолению народом (и является сутью энергии кризиса), и той, которая определяет нравственную физиономию ленинизма.»

Последствия такого соединения известны всем.

Без ленинизма имелись все основания для благополучного преодоления кризиса. Быстрый подъем культуры и экономики давал народу силы для преодоления последствий его нелегкого исторического прошлого. Этот процесс оказался прерван, народ брошен в пропасть испытаний.

«Женевцы» не могли обойти Толстого, хотя предали забвению его основные постулаты нравственности.

Ну, «Война и мир» и все такое — оно, естественно, вещи полезные и нужные, на патриотизме скроены, а данный горючий материал всегда к моменту. А вот взгляды на устройство общества, мораль, духовность… ну почему он не Горький?..

Как сложилась бы судьба Льва Толстого, доживи он до выстрела «Авроры», предугадать несложно. Он не стал бы молчать, а это самая большая вина в государстве «женевцев». За похожее пускали в расход сотнями тысяч.

И все же, надо полагать, граф оказался бы не по зубам даже Главному Октябрьскому Вождю с его всепроникающим Мундычем. Графа подвергли бы изоляции — никакого общения с миром, — дали бы волю всем мелким тварям для разоблачений и вообще высмеивания. Эти обязательно сунулись бы в личное: там — слабость к женщинам, падкость на славу, психическая неустойчивость — сам ведь признается в дневниках (их бы добыли, то есть выкрали бы), натуральный «шизик» и есть (да наговорили бы, что от старости выжил из ума). Тут и мания величия, и бабник (ого-го!), и богостроитель, и дворянчик (граф!).

Все бы тут «задействовали»…

В общем, когда «люди здравые считаются сумасшедшими… таких людей запирают или казнят».