Это огромная ваша ошибка, еще и еще раз напоминающая славянофильский миф о нашем «народе-богоносце» и еще более — нашу национальную сказку об Иванушке, который без науки все науки превзошел и которому все удается без труда, по щучьему велению. Самая легкость, с которой вам удалось повести за собой наши народные массы, указывает не на нашу готовность к социалистическому строю, а, наоброт, на незрелость нашего народа (выделено мной. — Ю. В.)…

…Давайте честно и с любовью к истине поговорим о том, что такое теперь представляет наш народ.

Вы допустите, вероятно, что я не менее любого большевика люблю наш народ, допустите и то, что я доказал это всей приходящей к концу жизнью… Но я люблю его не слепо, как среду, удобную для тех или других экспериментов, а таким, каков он есть в действительности.

По натуре, по природным задаткам наш народ не уступает лучшим народам мира, и это заставляет любить его. Но он далеко отстал в воспитании нравственной культуры. У него нет того самоуважения, которое заставляет воздерживаться от известных поступков, даже когда этого никто не узнает…

Вы говорите о коммунизме — для социального переворота в этом направлении нужны другие нравы…

В этот год картофель уродился превосходный, но… его пришлось выкопать всюду задолго до того, как он поспел, потому что по ночам его просто крали. Кто крал — на этот раз это не важно. Дело, однако, в том, что одни трудились, другие пользовались. Треть урожая погибла потому, что картофель не дорос, запасов на зиму из остальной части сделать не пришлось, потому что недоспевший картофель гнил. Я видел группу бедных женщин, которые утром стояли и плакали над разоренными ночью грядами. Они работали, сеяли, вскапывали, пололи. А пришли другие, порвали кусты, многое затоптали, вырвали мелочь, которой еще надо было доходить два месяца, и сделали это в какой-нибудь час…

19 августа 1920 г.»

Если есть надгосударственное образование, то и все его составляющие надгосударственны, то бишь стоят над законами. Выведенность партии из подчинения законам, а вместе с нею и ее высших чинов и выявляет ту особенность ленинского социалистического государства, которая делает понятным исключительное положение партийной бюрократии. И при всем том это одна из самых трусливых диктатур в новейшей истории человечества. Она не допускает говорить даже ничтожной правды о себе, даже если это в ее интересах. Именно матерый догматизм, отсутствие пластичности — ее слабость, та слабость, которая в конце концов и погубит ее. Она, как все обреченные образования, неразборчиво жадна и слепо труслива.