Не учел лишь главный вождь, что его «карликовое» окружение сподобится печатать свои воспоминания и его, ленинские, откровения.

И это можно будет сопоставлять.

Вот тут и осечка…

Что до «карликового» окружения: «…злобные карлики, связанные круговой порукой», — назовет жена Сталина окружение мужа в последний вечер своей жизни (существует версия такого определения верхушки партии Надеждой Аллилуевой)[139].

К Ленину она свои слова не относила, ибо чтила, как святого, хотя и он, как и все они там, ростом не вышел. Но эти крохотные мужички («злобные карлики») так навалились — затрещала Русь и пошла с той поры вперекос…

Две книги под рукой, по сути, об одном человеке и его деле. Неспроста, значит, Создатель обложил его изменой в черные дни угасания. Что замышлял и творил с другими, вылезло против него; вылезло вдруг, когда, кажется, все вокруг склоняли головы и спешили исполнять его волю — стоило только черкнуть записку или бросить в телефонную трубку несколько слов.

Великие духом…

Глава VIII «КЛЕЩЕВИНА»

Глава VIII

«КЛЕЩЕВИНА»

«Уважаемый Анатолий Иванович[140], я вынужден к Вам обратиться по несколько необычному поводу.

Мы с Вами люди разных политических убеждений: я отрицаю ленинизм, Вы — исповедуете и преданно ему служите. Однако и Вы и я преследуем одну цель: добиться достойной жизни для народа. Именно поэтому я стал народным депутатом СССР, Вы — Председателем Верховного Совета СССР. Вы отстаиваете свои убеждения, я — свои.

Вполне естественно, я как писатель следую своим принципам и в своих литературных работах. Я выступаю со статьями, очерками, художественными произведениями, в которых отстаиваю и развиваю идеи, которые считаю демократическими и которые составляют цель и смысл моей жизни уже десятилетия.

Между тем миром, к которому принадлежите Вы, и тем, несравненно более малым миром, к которому принадлежу я, развернулась настоящая борьба. Это борьба неравная, ибо не на нашей стороне вся мощь государственного аппарата, в том числе тайных служб (так и хочется сказать «карательных»).

Я отлично знаю, в каком мире вырос и живу. И все же главным принципом моей работы и жизни было следование правде, исторической точности. Все, что я печатаю, если это публицистика, всегда соответствует фактам и соответственно документировано.

Как бы ни был неприемлем для меня политический строй, который установился после 1917 года, я считал невозможным ради достижения политических целей, завоевания популярности и т. д. обращение к подлогам, клевете и вообще любой нечистоплотности. Я следовал этому строго и неукоснительно. Но жизнь поставила меня в необычное и очень неприятное положение. С тех пор как в предвыборной кампании я выступил с осуждением КПСС и КГБ, вмешательство госбезопасности в мою личную жизнь обрело всеобъемлющий и самый бесцеремонный характер, временами — откровенно наглый. Это выражается во многом.