Светлый фон

— Ладно. — Он поднялся. — Я еще загляну к вам попозже.

— Какое отрадное чувство знать, что ты здесь. — Диана нежно и благодарно улыбнулась ему. — Как в старые добрые времена. С тобой все совсем по-другому.

Джереми вышел из ее спальни, прикрыв за собой дверь, и на мгновение остановился в нерешительности: надо найти Мэри Милливей, но откуда лучше начать поиски? Однако в следующую секунду он услышал звуки музыки, и всякая мысль о Мэри вылетела у него из головы. Звуки доносились с конца длинного коридора гостевого крыла. Из комнаты Джудит. Она — здесь, вернулась из Порткерриса. Вероятно, разбирает вещи. И, чтобы не было скучно, поставила пластинку.

Фортепиано, Бах. «Иисусе, утоление жаждущих».

Он прислушался, охваченный сладостными, щемящими воспоминаниями. С поразительной ясностью представил он школьную капеллу во время вечерни: увидел, как в витражах играет золотом летнее солнце; ощутил жесткость неудобных скамей из мореного дуба; услышал, как чистые юные дисканты выводят фразы классического хорала. Он почти чувствовал затхлый бумажный запах ветхих сборников с гимнами.

Немного постояв, Джереми двинулся по толстому ковру коридора, заглушающему звук его шагов. Дверь комнаты Джудит была приоткрыта. Он осторожно отворил ее настежь. Джудит ничего не услышала. На полу стояли чемоданы и сумки, хозяйка, очевидно, торопливо побросала их и, вместо того чтобы разбирать багаж, решила написать письмо — она с сосредоточенным видом сидела за письменным столом, профиль ее, словно картина в раме, четко вырисовывался на фоне открытого окна. На ней было хлопчатобумажное платье — белые цветы по лазурно-голубому полю, медового цвета локон упал вдоль щеки. Сосредоточившаяся на своем деле, совершенно не подозревающая о чужом присутствии, девушка казалась такой беззащитной и была столь прелестна, что Джереми внезапно захотелось, чтобы время остановилось. Чтобы этот миг длился вечно, как застывший кадр киноленты.

Восемнадцать лет — удивительный возраст для девушки, пора перехода от девичества с его неуклюжестью к расцвету женственности. Это все равно как наблюдать за постепенно раскрывающимся тугим бутоном розы, зная, что конечное совершенство цветка еще впереди. Правда, волшебное превращение происходит не со всеми, и Джереми в своей жизни встречал немало школьниц-переростков, плотно сбитых девиц в трикотажных безрукавках, обтягивающих хорошо развитый бюст, в которых женского очарования было не больше, чем в каком-нибудь тренере по регби в дождливый день.

Но он был очевидцем того, как это чудо свершилось с Афиной. Вчера еще — длинноногий, светловолосый жеребенок, игривый и чуть нескладный, а буквально на следующий день — уже предмет страсти всех мужчин. Теперь настала очередь Джудит, и он вспомнил девочку, с которой впервые заговорил в вагоне поезда четыре года тому назад. Воспоминание и навевало легкую грусть, и вместе с тем вызывало отрадное чувство. Его отец, старый доктор Уэллс, в Первую мировую войну был офицером медицинской службы на фронте, и он рассказывал, хотя и не вдаваясь в подробности, об ужасах, которые ему довелось испытать. Поэтому Джереми отдавал себе отчет в том, что в ближайшие месяцы и годы службы корабельным врачом на борту одного из судов Его Величества ему придется выработать иммунитет к одиночеству, физическому изнеможению, дискомфорту и подлинному ужасу. Тогда, возможно, как раз воспоминания о лучших днях помогут ему не сломаться, не потерять рассудок, сохранить душевное равновесие.