— Нет. Пока нет. На Яве, Суматре и в Малайе столько лагерей, есть даже лагеря для гражданских лиц в самой Японии. Понадобится время, чтобы всех освободить.

— Быть может…

— Я думаю, дорогая, особенно надеяться не стоит.

— Так вам и посоветовали мне сказать?

— Да. Боюсь, что так.

Над головой жужжали вентиляторы. Из открытого окна донесся шум мотора — это шлюпка приближалась к пирсу. Где-то стучал молот. Они погибли, Их больше нет. Три с половиной года ждать и надеяться — и все напрасно. Никогда, никогда больше она не увидит никого из них.

Повисла длинная пауза, потом Джудит услышала голос капитана:

— Данбар, вы в порядке?

— Да. — Может быть, она ведет себя неадекватно. Возможно, она должна плакать, заливаться слезами. Но слезы никогда еще не казались так далеки, так невозможны. Она кивнула:

— Все нормально.

— Может быть, теперь… чашку чая… или чего-нибудь другого?..

— Нет.

— Поверьте, я от всей души вам сочувствую. — Голос капитана прервался, и Джудит пожалела ее — у капитана было несчастное и по-матерински заботливое лицо. Должно быть, тяжкая обязанность — сообщать такие страшные новости. Джудит заговорила, и ее поразило спокойствие собственного голоса.

— Я знала, что «Раджа Саравака» затонул. То есть знала, что он так и не пришел в Австралию. Мама обещала написать, как только они окажутся в Австралии, но я не получала ничего после того последнего письма из Сингапура.

Она вспомнила письмо, читанное столько раз, что последний, душераздирающий абзац уже знала наизусть.

«Странно, но у меня в жизни то и дело бывают моменты, когда я вдруг начинаю задавать себе вопросы, на которые нет ответа. Кто я? Что я здесь делаю? И куда я иду? Сейчас все это как будто обретает ужасающую реальность и похоже на навязчивый кошмар, который снова возвращается».

Предчувствие? Теперь уже никогда не узнать.