К своему удивлению, я увидела рядом с собой Иоанну. Только теперь она выглядела немного стройней.
— Я подумала, — сказала Иоанна, взяв меня за руку, — что сейчас, когда ваш муж заседает в суде, я могу здесь увидеть вас.
Я засмеялась:
— Вот уж с кем я не ожидала встретиться, так это с вами. Я полагала, что вы далеко отсюда. А Мириам тоже здесь?
— Нет, она с Иисусом у друзей в Бетани. Он просил некоторых из нас какое-то время самостоятельно нести людям его слово и показать пример служения ему.
— Вы проделываете свой путь одна?
— Нет, мой спутник — Симон, один из его учеников. — Она кивнула на человека в черном, стоявшего поодаль и пристально смотревшего на меня. Казалось, что его узкое лицо с резкими чертами исказилось от гнева.
— Почему он такой суровый? Какой пример он может показать?
— Он немного не такой, как все остальные, — согласилась Иоанна. — Его называют Симоном Зелотом. Сегодня он грустит о своем друге Варавве.
— Вы не боитесь странствовать с сикарием?
— Он уже не сикарий. И не каждый зелот — сикарий, но, конечно, все они — ревностные служители Яхве. Это и делает их зелотами. Они хотят прежде всего свободы. Чтобы больше не было никаких римских богов, никаких римских налогов.
— Вероятно, в Царстве небесном, о котором вы говорите, это возможно, но в нашем мире — никогда. — Я с тревогой огляделась и с облегчением вздохнула, заметив, что внимание моих телохранителей переключилось на уличную драку. Пилат в одночасье мог бы бросить в тюрьму и Симона, и Иоанну. — Вы счастливы? — спросила я ее. — И скучаете ли вы по Хузе, по вашей прежней жизни?
— Совсем нет, — ответила она. — Каждый день я вижу чудеса. Учитель исцелил слепого и калеку. Однажды он накормил пять тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами.
Хм. Вера в Исиду исцеляла людей, но что касается другого чуда... Чтобы поверить, я должна увидеть это сама.
— А как Мириам? — поинтересовалась я, чтобы изменить тему разговора.
— Безмерно счастлива. Она надеется родить ребенка, но повитуха считает, что это маловероятно, учитывая ее прошлое.
Я вспомнила о молодой женщине, которую многие годы назад встретила в Асклепионе. У меня тогда складывалось впечатление, что она отдает себе отчет, чего хочет и чего не хочет.
— А как же Иисус? Он не возражает?
— Отнюдь. Он говорит ей: все дети — это их дети, а также те, что придут следом. Учитель благоволит к Мириам больше, чем ко всем другим. Он доверяет ей свои самые сокровенные мысли. — Иоанна задумалась. — Иногда ей становится грустно.
— Грустно? — удивилась я. Когда мне чего-то очень хотелось, меня одолевало нетерпение. — Она с любимым человеком. Чего же ей грустить?