Помнишь, это было вскоре после начала войны в 39-м году? Как-то солнечным днем твой отец устроил пикник в пользу Красного Креста в заросшем саду Торнвуда. Я притащила к вам папину фотокамеру и делала портреты по шиллингу за штуку для Военного фонда. Ты сунул мне хрустящую фунтовую бумажку и поманил в беседку, настаивая, что станешь самым первым моим клиентом.

Ты выглядел таким оживленным, улыбался этой своей кривой улыбкой, глядя только на меня. И я чувствовала, что первые головокружительные узы любви начинали связывать мое сердце. Как же я любила тебя в тот день, Сэмюэл… как я до сих пор тебя люблю.

Ты хоть когда-нибудь думаешь обо мне, милый? Есть ли розы там, где ты сейчас находишься, или там только грязь и мрак, кровь и страх? Возможно, я все равно передам их тебе – душистые бутоны и большие тяжелые цветы, сладкий шиповник, переполняемые нежностью и любовью, – и стану молиться: пусть, если иное невозможно, хотя бы они и я будем в твоих снах.

* * *

4 мая 1944 года

Дорогой Сэмюэл,

сегодня утром я проснулась поздно и обнаружила, что кроватка Лулу пуста. На долю секунды меня объял тошнотворный ужас – как будто та бомба с часовым механизмом перестала тикать, а я застыла в молчаливом затишье перед взрывом, – но затем я услышала донесшийся из кухни ее нежный смех.