У Паши уже кое-что получалось. Музыка была единственной вещью его увлекавшей – стоило только засесть. Последнее время Паша всё меньше медитировал с гитарой, ища тягучее звучание, а старался играть быстро и взволнованно. Всё старое было отринуто, казалось, напрочь и хотелось забыть, что оно вообще было. Паша играл четыре часа, а когда вышел из подвала встретил дядю Женю.

Они соседствовали уже долго и многое поменялось. Паша не ожидал. Он ведь чувствовал неловкость от соседства, а оказалось, что напрасно. Дядя Женя был старый хиппи, надо же было догадаться по прикиду. Паша почувствовал перемены, когда дядя Женя, этот скромный замкнутый человек, стал приветствовать его с лёгкой улыбкой. Потом и вовсе удивительное случилось. Паша читал в подвале книгу про Joy Division, а из соседней кельи он услышал приятное звучание – это крутилась грам – пластинка, звучал рок, да того самого сорта, что недавно так был близок Паше. Это был King Crimson. Тогда Паша не знал эту команду, но всё сразу понял. Дядя Женя шёл на контакт, но был очень осторожным и стеснительным, как и Паша. Так они и ходили вокруг да около. Паша даже старался теперь избегать дядю Женю, чтобы не чувствовать при встрече неловкость и чувство вины за то, что не способен сделать шаг навстречу.

Паша поступил на очное в третьей волне. Сколько было ликования, сколько надежд и какой подъём. Ему даже казалось, что его голова стала легче киллограма на потора.Теперь когда он нашёл новое пристанище, за которое не надо платить его матери – он был свободен и горд. Бабушка и дед ликовали вместе с ним. На даче был шашлык с острым соусом и литр сидра для Паши в честь такой радости. Мама тоже гордилась: решил всё сам, сам подготовился, поступил ей наперекор и выйграл. Ей нравилось прижимать всех к ногтю и расставлять по-своему, однако реализованная демонстрация характера её сына стоила дороже – она была счастлива проиграть.

Обескуражили Пашу только дачные дружки, которым было плевать на всё кроме того, будет ли простава. Паша выпил вечером с Бобром и компанией и больше на дачу не заявлялся.

В конце лета объявили, что численность их города достигла двух миллионов. Город задыхался, как старый тучный курильщик. Его разносило и разносило, бока перли в стороны, захватывая некогда колхозные поля. Центр сгнивал, но его ретушировали. На город наплевали, ни метро, ни реконструкции, не предполагалось.

Университет находился в центре, в симпатичном месте, в здании бывшей духовной семинарии. Паша помнил это место маленьким: бежевые и желтые, облупленные фасады зданий, лишь выглядывали из бильной зелени деревьев, было тихо, уютно, таинственно и волнующе.