— Спаси тебя Господь и матерь его, Пег. Спасибо, что взяла Михяла.

— Мне это вовсе не составило труда.

— Не хотелось, чтоб он оставался здесь. В доме полно народу. Я решила… решила, что он может испугаться.

Пег промолчала и только поджала губы.

— Мы с Мартином думали, что будет лучше беречь его от многолюдья. Чтоб жил себе тихо-спокойно с нами.

— Ну да, может, так и лучше.

— Кто приглядывает-то за ним?

— О, в доме и мои дети, и их малыши. Одним ребенком больше, чего уж там. И то сказать, из дома ведь он не уйдет… — Она придвинулась поближе: — А я и не знала, что дело так плохо… И вот уж который месяц ты его нянчишь…

— Мы с Мартином оба нянчили. По очереди — один с ребенком, другой работает.

— А годков-то ему сколько, Нора?

— Четыре.

— Четыре. А не говорит. Прямо как младенец в колыбели.

Нора потупилась, уставившись на яйцо, которое дал ей мальчик.

— Это хворь на него нашла.

Пег молчала.

— Раньше он мог говорить. Я слышала, как он говорит. Когда Джоанна жива была.

— И ходить он тогда тоже мог?

Нора почувствовала дурноту. Не в силах ответить, она лишь покачала головой, и Пег положила руку ей на плечо:

— Похоже, опять дождь будет. Давай зайдем в дом, а то кости ноют. Я поздороваюсь, окажу уважение.

Торф в очаге так и пылал, и громкая беседа шла полным ходом. Из-за угла доносился смех.