– Хотите еще чашечку?

– Я бы не отказался.

Она прошла к плите и долила коричневый чайник для заварки водой из большого чугунного чайника. Неплохой у нее бюст, думал Тонбридж, жалея себя. Бюст миссис Тонбридж никогда не был ее отличительной чертой.

– На днях я водил ее выпить в местный паб.

– А, вот как?

– Она сказала, что и там слишком тихо. Само собой, здешний паб не то что городские.

– И никогда таким не будет. – Миссис Криппс бывала в Лондоне всего раз или два, в тамошних пабах – никогда, а после смерти Гордона ее и в местные никто не водил. – Безобразие! – добавила она. Хоть она была не из тех, кто высказывается о людях за глаза, невысказанное осуждение повисло в воздухе многозначительно и лестно. Тонбридж взял последнее печенье и стал наблюдать, как миссис Криппс лущит фасоль. Ее закатанные рукава обнажали мускулистые руки, белые, как мрамор, и резко контрастирующие с кистями, отнюдь не блиставшими белизной.

– Могла бы съездить на автобусе в Гастингс. Походить по магазинам, и так далее.

– Могла бы.

Развивать эту мысль он не стал, поскольку уже обдумал ее и отбросил. Надеялся он лишь на то, что это место она сочтет настолько тихим, что уедет домой, в город, и оставит его с миром. Он тихонько рыгнул, ноздри миссис Криппс дрогнули, но она притворилась, будто ничего не слышала. И решила перевести разговор на что-нибудь несущественное.

– Как думаете, что будет дальше с Гитлером и всем прочим? – спросила она.

– Если хотите знать мое мнение, миссис Криппс, по-моему, все это имеет значение только для газет и политиков. Буря в стакане, нагнетание паники. Для тревоги нет никаких причин. А на случай, если Гитлер зарвется, есть линия Мажино.

– Ну, хоть что-то, – согласилась она, понятия не имея, о чем он говорит. Линия? Что еще за линия? Где? Нипочем бы не подумала, будто бы какая-то линия что-то значит. И она вернулась к праву и обществу. – А если спросите меня, мистер Тонбридж, я так скажу: лучше бы Гитлер ни к кому не лез.

– Да уж, миссис Криппс, но не забывайте, он ведь иностранец. Ну что ж, – он поднялся, – ружья мистера Эдварда сами собой не почистятся. Признаюсь, это было очень мило. Приятное разнообразие. Возможность наконец-то поговорить, – добавил он, чтобы она поняла, что он сделал в ее пользу сравнение с кое-кем другим.

Миссис Криппс вскинула голову, и огромная заколка-невидимка выпала из ее прически на кухонный стол.

– Всегда пожалуйста, – отозвалась она, возвращая невидимку на место.

* * *

Вечером соседка матери Зоуи позвонила с известием, что у той сердечный приступ, а присматривать за ней некому. Поэтому на следующий день Руперт повез Зоуи на станцию.