– Днем из окна открывается вид на море. Ничего?
Ее выцветшие задумчивые глаза блестели из-под огромных фальшивых ресниц синего цвета, казавшихся слишком тяжелыми, ненакрашенное лицо блестело.
– Сегодня моя кожа отдыхает, – пояснила она и удалилась, стуча домашними туфлями на высоких каблуках по темному полу, заляпанному пятнами цвета черной патоки.
Гризельда, судя по всему, уже приехала: на одном из комодов стояли баночки и бутылочки, а также фотография двух людей средних лет в одежде для тенниса. Дальняя от окна кровать явно занята – об этом свидетельствовали противогаз и шерстяной халат, лежащие на покрывале. В комнате было зверски холодно. С потолка свисала единственная лампа в потертом пергаментном абажуре – в постели не почитаешь. Настроение испортилось окончательно. Луиза достала из чемодана теплый свитер и отправилась на поиски ванной.
Дом казался бесконечным, как лабиринт, темные коридоры расходились минимум в трех направлениях. Наконец она увидела приоткрытую дверь и заглянула: в просторной спальне сидели три девушки.
– Я ищу какую-нибудь ванную.
– Единственную, – поправили ее. – И практически единственную уборную. Есть еще одна позади кухни, довольно мрачная, но там ужасно трудная затычка. Я покажу, – вызвалась самая бойкая из троицы, с веснушками на вздернутом носике.
– Меня зовут Бетти Фаррел, – представилась она по дороге. – В кухне немного теплее из-за плиты. Скоро будем ужинать. Я спущусь с тобой вниз и со всеми познакомлю.
В маленькой ванной имелись: ванна, зачем-то выкрашенная изнутри в кремовый цвет, ржавая колонка, кухонная раковина и туалет с деревянным сиденьем. Окно не закрывалось как следует; кто-то напихал в щель куски газеты, но без особого успеха.
В огромной кухне сидело полно народу, и там действительно было гораздо теплее. Крис представил Луизу всем, завершив худенькой неряшливой девочкой моложе остальных с длинной неопрятной косой.
– А это моя бесценная дочь Поппи, на которой держится все хозяйство.
Поппи робко улыбнулась, но промолчала. Сняв с плиты здоровенную кастрюлю, она подтащила ее к раковине и вывалила содержимое в два дуршлага. В воздухе витал запах вареных овощей. Длинный стол был сервирован ножами и вилками.
– Садитесь, милые мои, ужин скоро подадут. Энни, пойди помоги сестре. Давай!
Еще одна девочка, совсем дитя, с длинными светлыми волосами, вынула пальцы изо рта, сняла с плиты очередную кастрюлю и, пошатываясь от тяжести, поставила ее на стол. Избавившись от ноши, она тут же сунула пальцы обратно в рот.
В это время в дальнем конце комнаты худой светловолосый юноша, окруженный стайкой девушек, рассказывал какую-то историю, его то и дело прерывали взрывы хохота. Когда он двинулся к столу, одна из девушек попросила: