Глядя в ее глаза – чистые зеркала души – и распознав в них преданную любовь, которую не сможет заглушить ни время, ни боль, Полли не нашлась что сказать.
Позже, намыливая сестре спину, она заметила:
– Да, теперь понятно, почему он тебе нравится. Мне тоже, но на твоем месте он бы нравился мне еще больше.
На следующей неделе мать действительно уехала в Лондон, не сказав отцу, так что сюрприз удался. Полли было приятно, что ей пришла в голову такая замечательная идея, хотя нянчить Уиллса оказалось утомительно. Он был в самом ужасном возрасте, когда тянет на все вредное и опасное для себя или окружающих, а если ему мешали, ложился на пол, выгибал спину и выл что есть мочи.
– Кажется, он растет диктатором, – пожаловалась она Эллен на второй день.
– Он просто хочет, чтобы все было по-его, – спокойно ответила та. – Пусть себе лежит, не обращай на него внимания – cам перестанет.
Он и перестал, но вскоре снова завопил. В промежутках между капризами он ластился к ней, очаровательно улыбаясь. Все диктаторы одинаковые, мрачно думала она – включают свое обаяние, когда им нужно.
В пятницу вернулись родители, и ее поразил болезненный вид матери: та выглядела совершенно изможденной, с темными кругами под глазами. У папы тоже был землистый цвет лица, хотя оба вели себя подчеркнуто бодро. Мама сказала, что пойдет к себе отдохнуть перед обедом. Полли поднялась к ней помочь распаковаться или предложить чашку чая, но мама сказала, что ничего не хочет. Порывшись в сумке, она достала крошечную бутылочку с таблетками.
– Мамочка, неужели ты опять пьешь аспирин? Ведь доктор Карр сказал…
– Это не аспирин. У меня спина болит от долгого сидения в машине, вот и все.
Она вытряхнула на ладонь две таблетки и сунула в рот.
– Принести тебе воды?
– Спасибо, не нужно.
Мать присела на кровать, сбрасывая туфли. Внезапно она подняла голову и сказала полушутливо-полупросительно:
– Ты ведь не станешь рассказывать папе, ладно? Он сразу начнет беспокоиться, суетиться, а у меня на это нет сил. Обещаешь?
Она пообещала, но с тяжелым сердцем. Мать легла в постель, она накрыла ее одеялом, поцеловала горячий, влажный лоб и вышла.
На лестничной площадке она задержалась в нерешительности, раздумывая, не поискать ли отца – разумеется, не за тем, чтобы рассказать о таблетках – она же обещала! Может, спросить у него, почему мама такая усталая? Наверное, каждый вечер ходили в театр или в ресторан…
Тут она услышала голоса, доносящиеся из гостиной, – видимо, дверь была приоткрыта.
– …чистое безумие, но мне пришлось притворяться, будто все в порядке.