– А что ты чувствуешь к Майклу?

Луиза серьезно задумалась.

– Ну… Кроме всем известного тщеславия – ты же знаешь, он вечно повторяет, что я очаровательна, – приятное разнообразие, надо сказать… Не знаю. Пожалуй, какую-то ясность вносят письма. Вот смотри: я пишу домой – маме, потому что она этого ждет; иногда просто всем сразу – это одно дело. Потом я пишу тебе – это совсем другое дело: тебе я могу рассказать все, и ты не станешь меня ругать или отсылать домой. Так вот, Майкл где-то посередине – наполовину взрослый, наполовину ровесник. Наверное, это все от того, что он на четырнадцать лет старше.

– Может быть, у тебя комплекс Электры?

– Фу, нет!

И тут Луиза поняла, что одну вещь она так и не рассказала Стелле – и не расскажет никогда.

– Наверное, – добавила она сбивчиво, – мне с ним спокойно.

Ироничная, проницательная улыбка подруги смягчилась, и они закрыли тему.

Луиза спросила Стеллу об Оксфорде; та ответила, что в иных обстоятельствах для нее это была бы идеальная среда.

– А сейчас я просто топчусь на месте, и все, чему я научилась, пригодится мне как шоколадное суфле – помнишь, мы на курсах готовили?

– Мне кажется, все знания рано или поздно пригодятся.

– Ага… Если научишься обращаться с акулами, то непременно попадешь в кораблекрушение? По-моему, жизнь и есть одно сплошное кораблекрушение, а об акулах узнаешь уже после того, как тебя спасли. В общем, отец хочет, чтобы я работала секретаршей у адмирала или еще какого-нибудь почтенного типа, а мать считает, что я должна идти в медсестры.

– А ты?

Та пожала узкими плечами:

– Не знаю.

– Хорошо бы нам вместе чем-нибудь заняться.

– Да, было бы неплохо. Давай кто первый придумает, сразу скажет другому.

После молчаливого обеда, состоявшего из бычьей печени с луком – Фред был бледен, но вполне приветлив; он медленно жевал, глядя на Стеллу с необъяснимым выражением лица, – Луиза проводила подругу на станцию. Чувствуя приближающуюся разлуку, обе неловко замялись и принялись спрашивать друг у друга о семьях. Выяснилось, что у каждой ничего не изменилось.

– Они вообще не меняются, правда?

– Меняются, наверное, только мы не замечаем.