Помимо скриншотов с моих постов, которые враждебные опекуны сочли компрометирующими, всё то же самое имелось и на Кисоньку. Безобидные картинки и слова трактовались с поражающей воображение фантазией.

В изобилии прилагались кассовые чеки, подтверждающие траты конкурентов на сиротку, плюс фотографии самих конкурентов.

Женщина с ярким ртом, глаза спрятаны под тёмными очками, через лицо чёрная прядь. Не хотелось бы иметь с этим ртом дело. Будь я крестом, который такой рот желает прикусить, ожил бы и убежал.

Мужчина с широкими плечами и крепкими скулами.

А вот они втроём с сироткой.

Сиротка в его крепких руках,

сиротка в её цепких объятиях,

сиротка с лысой кошкой.

– Шикарный мужик, – уполномоченная мечтательно улыбнулась, кивнув на боксёра. – Я, кстати, тоже пишу.

– Это прекрасно! – очнулся я.

– Песни. – Уполномоченная поднялась из-за стола, отперла сейф и достала из него маленькую, будто детскую, гитарку.

Усевшись обратно в своё крутящееся кресло, она сделала печальное лицо, перебрала струны и запела низким голосом женщины с судьбой:

– Я выросла у зоомагазина, – пропела она игриво, словно Кармен. – Рыбкой золотой меня не удивишь. – Кармен сменилась бывалой куртизанкой бальзаковского возраста. – Ленинский проспект, Ленинский проспект, под окнами моими ты шумишь, – закончила уполномоченная, намекая как бы на то, что вот под её окнами шумит река жизни, из которой она каждое утро зачерпывает ведром житейскую мудрость.

Мы захлопали в ладоши.

– Ленинский проспект – моя родина. Родилась там и до сих пор живу, – гордо сказала уполномоченная.

Мы продолжали смотреть на неё с таким восторгом, что ей стало неловко. Уполномоченная стала думать, что бы такое сказать.

– Вы слышали, что часть Ленинского проспекта проложена по Старой Калужской дороге?

– Впервые слышим! – восхищённо откликнулись мы.

– Да. По ней, прямо мимо моего дома, Наполеон отступал из Москвы. – Можно я дам вам совет? – неожиданно спросила меня уполномоченная.

– Извольте, – с поклоном вернул я ей старомодное словечко.