Не может такое происходить на самом деле.

Рожа терзающей старуху твари что-то напоминает.

Рожа демона оказывается не гнусным рылом, а моим собственным, привлекательным, как мне кажется, лицом. Демон не просто выкрикивает моим голосом мои же слова, но и выглядит как я.

Я кошусь на Кисоньку, чтобы понять, только я это вижу или нет.

Ну надо же: видит и Кисонька, и все остальные тоже видят.

Над старухой, изворачиваясь и кривляясь, гонимый самим собой, кувыркается автор этих строк собственной персоной.

Мне становится страшно, не примут ли меня домашние за самозванца, не перепутают ли с коварным демоном, не выгонят ли из дома.

А не я ли это, в самом деле?

С чего я взял, что я – это я, а демон – это не я?

Может быть, я – это он, а он – это я. А может быть, нет никакого меня, а есть только он?

◆

Не известно, к чему привели бы эти размышления, если бы я прекратил работать руками.

В некоторых делах автоматизм имеет значение.

Тот я, который извивался над воющей старухой, потускнел.

Сходство утратилось на глазах.

Ненадолго демон превратился в печника, затем съёжился до сиротки.

Отчаянно сопротивляясь, демон пёрнул.

Меня перекосило от омерзения, но рук от старухи я не отнял.

И тут демон не выдержал.

С шипением он отлепился от своей жертвы.