Сначала они зашли в ризницу. Но пастора там еще не было, только кучер. Ребман представил ему Женю.

Седовласый старик приветливо подал руку им обоим, а Жене даже поклонился.

Когда служба окончилась, они прошли в квартиру пастора.

– Это очень мило, я так рада! Ведь он мне как сын, – говорит Нина Федоровна. – И я уже начала было в последнее время за него тревожиться. Но теперь могу снова спать спокойно, потому что он в хороших руках.

Потом она замечает:

– С этими швейцарцами нужно иметь терпение, это особая порода. Сядешь с ними есть черешню, так не зевай: начнешь церемониться, ни ягодки не достанется! Но будем надеяться, что со временем и наш увалень научится хорошим манерам.

Она сказала это, конечно, беззлобно, и Ребман совсем на нее не обиделся, хотя с большим удовольствием услышал бы в свой адрес что-нибудь более лестное.

– Вы не останетесь обедать?

Тут Женя ответила, не колеблясь:

– В другой раз с удовольствием, Нина Федоровна, но сегодня нас ожидают к обеду дома.

Она сказала это, не будучи уверенной, что Ребман действительно пойдет с ней к ним домой, – этот вопрос ведь еще не решен. Но время нынче такое, что на вежливое приглашение отобедать приличные люди отвечают вежливым отказом.

На следующий день Ребман позвонил Нине Федоровне и попросил позволения поговорить с ней с глазу на глаз.

– Конечно! Приходите в три к чаю, мы будем одни. Дети едут в деревню.

– Хорошо, благодарю вас, – ответил Ребман, а про себя подумал: «Значит, уже и пасторским детям нужно отправляться в паломничество на село, если они хотят сытно поесть. Мне не следовало в тот раз оставаться у них на обед, а уж тем более на ужин!»

Ровно в три он позвонил в звонок перед такой знакомой дверью. Оля, в белом переднике, открыла ему и проводила прямо в будуар Нины Федоровны. Та сидела за письменным столом, перед ней лежала знакомая тетрадь. На лице появилось множество новых морщин – след прибавившихся забот о семье. Со вздохом она отложила карандаш:

– Я уже, и правда, не знаю, как нужно оборачиваться, чтобы хоть как-то сводить концы с концами! А что у вас на сердце?

– У меня на сердце тяжело, – в свою очередь вздохнул Ребман.

– От того ли, что нашли такую прекрасную спутницу жизни – из хорошей семьи, как я слышала? Такую девушку в Москве еще поискать!

– Да, я все понимаю, – снова вздохнул Ребман, – но все же…

– И все же молодой человек недоволен. Дядя Валя прозорливо сказал: «Этому и в бочке с медом несладко». Однако вы тот еще фрукт! И что же вам на сей раз не по нраву?