Эшелон состоял из тридцати восьми вагонов, и в каждый вагон рассаживались люди, проживавшие в том или ином районе, шеф района становился теперь старостой вагона. Впереди – санитарный вагон с доктором, его ассистентом и двумя медсестрами. В том же вагоне едет и комиссар с командой вооруженной охраны. А еще один вагон зарезервирован для маленьких детей, которых было более тридцати, самым старшим – по два года, а самым младшим – по два месяца.

На перроне в глазах рябит от массы обнимающихся друг с другом и утирающих носы людей.

Ребмана тоже кто-то обнял: Нина Федоровна пришла на вокзал, чтобы с ним проститься. И тут ему вдруг показалось, что он покидает родину и уезжает на чужбину. Все, что он успел полюбить и к чему привязался, все корни, которые проросли из него за эти годы, – все это он должен оставить позади с чувством, что со всем покончено навсегда. Аминь! «Неужели я действительно должен ехать? Не лучше ли было бы остаться здесь, пройти через все то, что терпят другие, но, по крайней мере, вместе с добрыми друзьями, а не оказаться в полном одиночестве на уже ставшей чужбиной родине? Еще хоть словечко, одно-единственное, и я вечером окажусь на Воробьевке или у Михаила Ильича. Остаться?»

– Ну, а что у вас с собой хорошего, товарищ? – услышал он голос за своей спиной; кажется, имелся в виду тот хлеб, который он получил от Нины Федоровны и держал под мышкой.

Он обернулся.

Перед ним стояла молодая комиссарша в кожаной куртке, с рыжими волосами и со всем, что там у них еще полагается.

«Где же я видел это лицо?»

Пока он думал, она сама спросила:

– Не встречались ли мы с вами раньше? В Волочиске, кажется, почти шесть лет назад?

И тут Ребман ее узнал: это же та самая студентка, которая помогла ему при переходе через границу и окрестила «миллионером».

Она, разумеется, тоже его узнала.

– Я оказалась и первой, и последней, – сказала она. – Я этого тоже никак не ожидала. И теперь вы снова едете домой. Вы радуетесь возвращению?

Ребман отрицательно качает головой:

– Нет, не радуюсь. Я не еду домой. Мой дом был здесь. Я привязан к нему тысячами нитей.

Комиссарша внимательно смотрит на него. Кивает. Затем интересуется:

– А как же «миллион»? Тоже едет с вами?

Ребман в ответ протянул ей руку:

– Вот, возвращаю его вам! Россия мне и так много чего подарила.

Она улыбается так, как это может только женщина:

– И что же, вы здесь совсем ничего не оставляете?