– Тебе чего?

– Я вижу, Энлиль ослепил тебя, и я протягиваю тебе руку, чтобы вывести на путь истинный. Опомнись, Сурма, памятью предков заклинаю тебя, опомнись! Двадцать тысяч единокровных братьев наших сложили голову за нашу, за мою и твою родину…

– Оттого я и не хочу, чтобы погибли еще тысячи. Все равно перс победит, так как пришло время правде одержать верх над подлостью и обманом. Не Вавилония, а правда и справедливость – вот моя родина! Или ты запамятовала, как они обошлись с твоим отцом, забыла, что изо дня в день у, нас в Вавилонии совершаются сотни беззаконий, а богатеи измываются над беззащитным людом? Не все же пользуются покровительством борсиппского дворца, – упрекнул он ее. – Люди умирают с голоду, под плетьми.

Лицо Нанаи исказилось. Ему ли не знать, что побудило ее искать защиту у Набусардара! Теперь он укоряет ее! Но кое в чем он, пожалуй, прав: ей нужно вернуться к своим, разделить их судьбу. Работать с ними на болотах в низовьях Евфрата или пронзить себе сердце кинжалом – это было бы достойнее. Умереть за правду, но не оставить своих в беде. Жестокое раскаяние терзало Нанаи, и не могла она в эту минуту выдержать взгляда Сурмы. Да, да, она тут же помчится в родную деревню… Внезапно толпу охватила паника, люди расступились и пропустили стражников.

Всадники спешились, протискиваясь к обелиску. Впереди шел военачальник с плеткой в руках; сложив ее вдвое и приблизившись к Сурме, он наотмашь хлестнул его по лицу. Брызнула кровь. Алые струйки потекли по шее на рубаху.

– Да отомстят тебе боги! – простонал Сурма.

– Ради Энлиля! – воскликнула Нанаи. – Что вы делаете?

Она не подозревала, как и сам Сурма, что это верховный судья Индин-Амуррум велел схватить бунтовщика, когда ему донесли о его крамольных речах. Идин-Амуррум не думал, что пригрел на своей груди змею: не знал, что прозрев, Сурма устремит взор за рубежи отчизны и. вместо того чтобы помочь братьям в схватке с иноземным захватчиком, станет уповать на справедливость персидского царя… Идин-Амуррум приказал связать и бросить его в темницу.

Не успела толпа опомниться, как стражники набросились на Сурму и увели его.

Нанаи круто повернула коня. Она намеревалась пробраться на, царскую, дорогу, чтобы сообщить о случившемся Набусардару, но толпа зажала ее в своих тисках, не давая тронуться с места. Дернув поводья, девушка пришпорила жеребца. Конь взвился, и люди отпрянули в страхе. Нанаи двинулась напролом и вскоре выбралась на свободное пространство. Только тут дошло до ее сознания, что поступок Сурмы враждебен и Набусардару, а стало быть, Сурма не заслуживает его заступничества. Это заставило ее переменить решение.