– Осмелюсь заметить твоему царскому величеству, – вставил Сан-Урри, – урожая с вавилонских полей хватит на целый год. Так что, если даже житницы и сгорят, новый урожай возместит убытки.

– Мы подожжем их поля накануне жатвы. Ни единого зернышка не должно попасть в закрома. Виноградники опустошим камнеметами, а на их скот наши маги с божьей помощью нашлют мор. Отравим питьевую воду, уничтожим все, чем они кормятся. Тогда они приползут ко мне на коленях и будут лизать пыль с моих башмаков и заплетающимся языком молить о пощаде. Ты понял меня, Гобрий?

Хотя он произносил фразу за фразой с самоуверенным видом, в голосе его сквозила горечь и тень омрачала его ясное чело.

– Да, – запнувшись, неуверенно ответил Гобрий.

– Да! – вскрикнул всемогущий царь и судорожно впился пальцами себе в лицо; из груди вырвался хриплый, воющий стон.

Помедлив, Кир проговорил:

– Речи мои мерзки и спесивы. Отчего я так говорю? От отчаяния, верно… – Он криво усмехнулся. – Верно, я теряю рассудок при виде вавилонских стен. Что ж, они могучи, – он снова усмехнулся про себя, – но неужто персидский царь слабее их? Не верю я этому, не верю, Гобрий!

Склонив голову, Гобрий ждал приказаний.

– Мы возьмем Вавилон измором, Гобрий. Не приступом, а осадой и истреблением запасов истощим халдеев. Пусть твои воины не дают им покоя ни днем, ни ночью, понимаешь, ни днем, ни ночью!

Несмотря на жару и усталость, персы непрестанно совершали нападения на Вечный Город. Стычки измотали солдат Набусардара, приходилось все время быть начеку.

Случалось, персы группками проникали в город, прятались в садах, храмах или жилищах тех, кто ждал от Кира избавления. А через день-другой вдруг загоралась какая-нибудь из царских житниц. Нередко поджигателей ловили на месте и тут же учиняли над ними расправу. Но что значила жизнь для одержимого перса – он сделал свое дело, и это было для него главным. Одна за другой исчезали вавилонские житницы.

Медленно тянулся год, и люди с нетерпением ждали новой жатвы, но в пору буйного созревания вавилонские нивы и виноградники охватили пожары. В водоемах поселились демоны и увлекали человеческие жизни в царство теней, в царство смерти. А во время одной из стычек персам удалось через проломленные ворота загнать в город стадо зараженных чумой волов. Ужас угнетал души халдеев; ежедневно на них обрушивались все новые и новые беды. Неизбывное горе тех дней стерло улыбку с их лиц, потушило блеск в глазах, погасило огонь в крови. Жизнь в городе превратилась в жалкое, горестное прозябание. Вавилон, гордость мира, напоминал надломленный стебель золотистого лотоса, горделивого златорогого оленя, стремительный бег которого оборвала стрела охотника. Истощенный, измученный, израненный, он тем не менее покорялся.