Ища исцеления для своего израненного сердца, царь обратился к Набусардару:

– Утешь хоть ты своего царя, скажи ему, что любовь Дарий не могла быть притворна…

При этих словах из святилища бога Таммуза, к которому они приближались, донеслась песня жрицы:

Царь впился острыми ногтями в руку Набусардара.

– Утешься, мой царь…

– Она носит драгоценное семя моего рода… я любил ее горячо, всем сердцем. Скажи же, Набусардар, что ее принудили, что поступила она так не по своей воле.

– Скажи, что ее принудили.

– Скажи, что она не помышляла об измене, не хотела затоптать росток царского семени.

– Если все это правда – я лишусь ума.

– Право, Набусардар, рассудок мой не выдержит этого испытания. Я верил, что она любит меня так же преданно и пылко, как любил ее я.

– Мой совет, государь, не суди ее, пока сам не услышишь из ее уст всей правды.

Еще несколько ступеней – и они очутились в подземелье.

– Отпереть! – приказал Валтасар стражникам. – Я войду один…

И он переступил порог темницы, оставив Набусардара за дверью.

Дария стояла напротив входа, прислонившись спиной к стене. Казалось, ее распяли, привязав к перекладинам креста. Лицо ее посинело и осунулось. Глаза потухли.

Но, узнав в полумраке вошедшего, Дария вскрикнула:

– Царь!..

Трудно сказать, чего больше было в ее голосе: ужаса, муки, тревоги или строптивости.

Валтасар услышал в нем ужас и раскаяние.

Поэтому он обратился к Дарии со всей кротостью, на какую был способен: