Спать улеглись глубокой ночью.
И утром в ответ на требование хозяина встать раздавались протяжные зевки, кряхтение и стоны. И только когда он объявил, что уже отправляется на медведя один, паны задвигались, закашляли, забубнили и начали отрывать головы с всклокоченными волосами от шкур, продирать заплывшие глазенки…
Но есть ничего не стали, только прополоскали горло кто пивом, кто медом, собрались, вскочили на своих лошадок и двинулись следом за Калиной и еще одним мужиком на санях с рогатинами, копьями и лыжами. Утро снова было мутное, как будто в воздухе клубилось молоко с перьями. Ресницы и усы тут же покрылись инеем, гривы лошадей тоже. За всадниками тянулся кислый дух перегара. Но после нескольких добрых глотков напитков паны немного повеселели. Проехали мимо деревни, занесенной снегами. Как тут жить? Но дымы упрямо вставали над белыми крышами. Какая Речь Посполитая? — спрашивал себя Николаус, озираясь. Русь и есть.
Они ехали холмистой грядой над петляющей речкой, утонувшей в сугробах. Отсюда им видны были неохватные леса. И от вида этих лесов снова восхищение охватывало шляхтича, как и от ночной картины звезд-пчел. И он начинал понимать, отчего это пан Григорий задержался в сих местах и уже не вздыхает о своей Жмуди.
Чуть впереди по деревьям перелетали черно-белые сороки, весело стрекоча, сбивая снег, иней с ветвей.
Показалась еще одна деревенька, как бы повисшая над морозной седой долиной, не широкой, но глубокой. На другом берегу долины стояли высоченные березы, и они были подобны неким чернооким ликам старцев в седых кудрях. Николаус ехал и все смотрел на них. А те старцы березовые — на них, на пришельцев с запада взирали темно и непонятно. Пожалуй, грозно. Русь — тысячелетняя страна, со своими дремучими тайнами. И молодой ум шляхтича возбуждало желание проникнуть в эти тайны. Даже вот деревенька эта — таится, притворяется и вовсе неживой, а сама глядит, глядит сквозь смутные оконца. А у них тут свой обычай, свои истории про леса, уходящие волнами то ли моря, то ли океана Бог весть куда, про топи, берлоги, тропы и реки.
Здесь холм был еще выше. Так что обозреть можно было дали невероятные. И даже, как узнал потом Николаус, в ясное утро вставали дымы, как башни, самого замка над Борисфеном. Но сейчас Smolenscium скрывала морозная дымка. А через долину, за великими березами был острог Николы Славажского, где воеводил друг пана Плескачевского пан Ляссота.
Но сейчас они ехали не к нему.
Спустились с холма к заснеженной речке Ливне и на излучине остановились. Тут им надлежало оставить лошадей и встать на лыжи. Дальше предстояло идти по болоту.