– Еще немного, – попросил Джоуи. – Подожди хотя бы, пока я не вернусь из командировки.

– Не знаю, смогу ли я… Сделай что-нибудь прямо сейчас. Что-то крошечное… но настоящее. Чуть больше, чем ничего. Ты же знаешь, я не хочу усложнять ситуацию, но, может быть, расскажем хотя бы Кэрол? Пусть хотя бы кто-нибудь знает. Я возьму с нее обещание, что она никому не скажет.

– Кэрол расскажет соседям. Сама знаешь, что она болтушка.

– Нет, я заставлю ее поклясться.

– А потом кто-нибудь забудет поздравить ее с Рождеством, и она сболтнет моим родителям, – сердито сказал Джоуи, злясь не на Конни, а на то, что весь свет как будто сговорился против него. – А потом… а потом…

– Тогда что́ мне можно, если этого нельзя?

Интуиция, должно быть, подсказывала ей, что в пресловутой парагвайской командировке есть нечто двусмысленное. И Джоуи, несомненно, ощущал себя виноватым, хоть и не из-за Дженны. По его собственным моральным расчетам, женитьба позволяла ему напоследок воспользоваться сексуальной свободой, которую Конни даровала Джоуи давно и с тех пор не взяла свои слова обратно. Если они с Дженной сойдутся всерьез, впоследствии он уладит это. Но сейчас Джоуи не давала покоя разница между огромностью того, чем он владел (подписанный контракт, который должен был принести шестьсот тысяч, если в Парагвае все пройдет как следует, а также перспектива провести неделю за границей с самой красивой девушкой из всех, кого он видел), и ничтожностью того, что он мог сейчас предложить Конни. Вина была одним из импульсов, заставивших Джоуи жениться на ней, но теперь, пять месяцев спустя, он чувствовал себя ничуть не менее виноватым. Он стянул с пальца кольцо, нервно сунул его обратно в рот, сжал зубами… Золото оказалось на удивление твердым. А он-то думал, что это мягкий металл.

– Скажи мне что-нибудь хорошее, – потребовала Конни. – Что нас ожидает?

– Мы получим уйму денег, – сказал Джоуи, прижимая кольцо языком к зубам. – А потом поедем в какое-нибудь потрясающее место и отлично проведем время. У нас будет медовый месяц. Мы закончим учебу и откроем собственное дело. Все будет хорошо.

Молчание, которым Конни ответила на сей раз, было окрашено недоверием. Он и сам не верил своим словам. Он так панически боялся рассказать родителям о женитьбе и рисовал себе сцену разоблачения в таких ужасающих подробностях, что документ, который они с Конни подписали в августе, казался ему скорее свидетельством о смерти, чем подтверждением брака. Тупик. Кирпичная стена. Их отношения имели смысл лишь в тот момент, когда они находились вместе и могли, слившись воедино, создать собственный мир.