– По крайней мере, у нас есть Нед, – произнесла Сара, изо всех сил стараясь быть благоразумной. – Ему наверняка понравится побыть у моря.

– Мы не поедем на весь месяц. Поедем на неделю, чтобы не обидеть Финеса, а потом вернемся в Бостон и найдем себе хорошее жилье.

Я говорил с Сарой, одновременно спрашивая себя, считает ли Нед наше теперешнее обиталище дешевкой, и хотя я внимательно за ним наблюдал, но ничего такого не заметил. Ел он, в отличие от того, как это было в Нью-Йорке, с аппетитом. Поедал тарелку за тарелкой великолепную ирландскую еду, а потом я слышал, как он смеется, играя в саду с девочками. Те хихикали и визжали, а Нед едва не буйствовал.

– Приятно смотреть, как дети веселятся, – добродушно заметил Финес Галахер вечером перед нашим намечавшимся отъездом в Ньюпорт, когда мы с ним остались вдвоем в столовой после обеда. – Закури сигару, друг мой Максвелл, – добавил он, как обычно доброжелательно, когда слуги ушли, – и давай с тобой немного поговорим.

Ни один кот не подкрадывался к мыши так ловко, как Финес Галахер ко мне тем вечером.

– Я хочу поделиться с тобой одной тайной, – сказал он, когда мы закурили и взяли в руки по бокалу портвейна. – Я собираюсь заняться политикой.

– Политикой! Финес, прекрасная идея!

– Да… – Он вздохнул. – Хочу найти применение моим деньгам, а немного власти никогда не приносило человеку вреда. Политика в Америке не в цене, но эти снобы чуть-чуть призадумаются, когда я стану мэром Бостона. Они тогда уже не смогут смотреть на меня свысока, верно? Я в жизни не думал, что меня будет волновать мнение каких-то богатеев, но человеческие ценности удивительным образом меняются, когда ты вдруг обнаруживаешь, что твою жену оскорбляют, а твои маленькие дочки плачут, хотя и ни в чем не виноваты. Мы живем в несправедливом мире – тут нет сомнений.

– В жутком мире, Финес, – согласился я, отхлебнув портвейна.

– Я хочу, – продолжил он, попыхивая сигарой, – стать уважаемым. Это самая моя большая мечта в жизни. Хочу, чтобы к моей дражайшей жене и девочкам относились как к леди, хочу, чтобы они были счастливы.

– Вполне понятное желание, – ответил я, думая, до чего же вкусный портвейн.

– Так что я продаю мою долю в игорном бизнесе. И долю в борделях тоже. Мои деньги станут чистыми, чистейшими во всем Бостоне, потому что политика – дело грязное, мы оба это знаем, и у политика появляются враги, которые не остановятся ни перед чем, чтобы закидать его грязью, опорочить.

Я забыл о портвейне.

– Ты продаешь долю в игорном бизнесе? – нервно спросил я, думая о моей работе.