И тогда я решил возвращаться. Во вселенной, созданной духом и уходящей в дух, состоящей из сумасшедшего числа Эфирных Островов, уйти или возвратиться можно было куда угодно и сколько угодно. Пространства и величины ничего не значили. Времени всегда было навалом и еще небольшая вечность. Наша любовь строилась по челночному методу. Дороги уходов от Элеоноры и возвращений к ней были беспечно бесконечны. А когда все завершалось, то зарождался в каком-нибудь уголке глухого мироздания некий зуд самококопания, постепенно трансформирующегося в самоедство. И происходило безысходное саморазвитие внутрь той самой единственной штуки, которая была во веки веков неповторима. Что и приводило к самопознанию. Отсюда всего шаг был к самолюбию, сделав который, ты оказывался в самолюбовании. И уже супруга Элеонора не казалась тебе красивой, а представлялась ведьмой, и хотелось предать ее самосуду через самосожжение. В небе летали самолеты, а тебе до тоски зеленой хотелось детского самодельного самоката с шарикоподшипниками вместо колес. Но кто-то делал эти гремучие самокаты для других мальчишек, а тебе никто так и не сделал оного, и с этим связано было твое стариковское самобичевание: жизнь прожита зря, без райских радостей! Но несмотря на такую абсолютную безнадежность, старость яростно отрицала самоубийство.

Итак, непонятная жизнь внезапно утеряла детство, в котором не было самоката на колесиках из стальных подшипников. Затем был полуденный сон в тени дерева гинкго, на берегу озера, овеваемый прохладным ветром, и прилетел в этот светлый сон печальный архангел, сошедший с креста, и тихим голосом поведал мне историю о том, как был он отправлен на Землю.

— В некотором царстве, в некотором государстве я был рожден от женщины Марии. Среди современников своих я осуществился пророком и видел то, что было прежде меня, и помнил о том, что было после меня, поэтому терпкая космическая грусть жила во мне изначально. До тридцати лет я таился от всех, прежде всего от братьев своих, и не пророчествовал, а потом явилось повеление свыше, и пришлось мне выйти из укрытия. Тут меня начали убивать, — самыми первыми попытались родные братья, потом двоюродные, троюродные и названые, также братья по крови, по духу, братья по разуму, по перу, по вере и так далее. И вот я только что, всего две тысячи лет тому назад, сошел с креста, поставленного на Голгофе, и явился перед тобой. Поэтому тебя святой старец Власий Боровский и назвал явленным. Зачем ты столь грустно призывал меня? Твоя грусть совпадала по амплитуде с моею, и я не мог не откликнуться на твой зов.