…Каждый вечер в главной кают-компании, разумеется, танцуют; здесь невозможно представить, что ты в море. Музыка, танцплощадка, элегантно одетые люди — все, как в танцевальных залах крупнейших отелей мира. Здесь можно увидеть самые последние, с иголочки, лондонские и парижские модели. И последние веяния в аксессуарах: очаровательные маленькие сумочки; разнообразные воздушные шали, подчеркивающие цветовое решение вечерних платьев; роскошные меховые накидки и пелерины. Пышные платья из тафты или тюля здесь особенно в почете. Если нужно подчеркнуть изящный силуэт, платью непременно сопутствует элегантный жакет из тафты или набивного атласа. Шифоновые накидки разнообразны и текуче ниспадают с плеч в героической манере. На одной очаровательной молодой женщине с фарфоровым личиком и светлыми волосами была сиреневая шифоновая накидка поверх свободного серого платья. А на высокой блондинке в розовом платье — белая шифоновая накидка, отделанная горностаевыми хвостами.

Слепой убийца: Женщины-персики с Аа'А

Вечером танцы, изящные сверкающие пары на скользком паркете. Вынужденное веселье: сбежать не удается. Повсюду фотовспышки; никогда не знаешь, что именно снимают: раскрываешь газету и вдруг видишь себя — голова запрокинута, и все зубы напоказ.

Утром у неё болят ноги.

Днем она спасается в воспоминаниях — лежит в шезлонге на палубе, прячась за темными очками. Она отказывается от бассейна, серсо, бадминтона, бесконечных бессмысленных игр. Развлечения — это чтобы развлекаться; у неё свои развлечения.

По палубе кругами ходят собаки на поводках. За ними — те, кто их выгуливает, первоклассные специалисты. Она притворяется, что увлечена чтением.

Кто-то пишет в библиотеке письма. А ей нет смысла. Даже если отправить, он слишком часто переезжает, письмо к нему может и не попасть. Зато может попасть к кому-нибудь другому.

В спокойные дни море ведет себя как положено. Убаюкивает. Все говорят: ах, морской воздух, он так полезен. Дыши глубже. Расслабься. Забудь обо всем.

Почему ты рассказываешь печальные истории, спросила она несколько месяцев назад.

Они лежат, укрывшись её шубкой, — мехом наружу, он так попросил. В разбитое окно дует; мимо грохочут трамваи. Подожди, говорит она, мне пуговица в спину давит.

Я только такие истории знаю. Печальные. Но по логике, любая история печальна: в конце все умирают. Рождение, совокупление и смерть. Никаких исключений — разве только совокупления. Некоторым бедолагам даже этого не достается.

Но посередке же бывает счастье? Между рождением и смертью? Нет? А если верить в загробную жизнь, тогда тоже выходит счастливая история — которая про смерть. Засыпаешь под пение ангелов и все такое.