Как он меня убьет, если я не могу умереть?
Вопросы ходят по кругу — мозги сейчас закипят. Мари-Лора садится на банкетку и начинает водить пальцами по передатчику, пытаясь вспомнить объяснения Этьена: вот фонограф, вот микрофон, вот четыре проводка ведут к двум аккумуляторам. И тут внизу раздается голос.
Очень аккуратно она сползает с банкетки и прижимается ухом к полу.
Немец прямо под ней. Мочится в унитаз на шестом этаже. Журчит бесконечная тонкая струйка, а немец постанывает, как от боли. Между стонами он восклицает: «Das Häuschen fehlt, wo bist du Häuschen?»[39]
Что-то с ним не так.
—
Никакого ответа. С кем он разговаривает?
Откуда-то из-за дома доносится минометная пальба и свист снарядов над головой. Немец идет из уборной в спальню Мари-Лоры. Все та же прихрамывающая походка. И бормотание.
Скрипят пружины ее матраса — этот звук ни с чем не спутать. Неужели немец все это время спал на ее кровати? Шесть выстрелов прокатываются один за другим, ниже, дальше, чем зенитный огонь. Корабельная артиллерия. И тут же барабаны, тарелки, гонги взрывов малиновой сеткой расчерчивают небо над домом. Затишье кончилось.
Бездна в желудке, пустыня в горле — Мари-Лора достает из пальто банку. Кирпич и нож лежат рядом.
Если я буду слушать тебя, папа, то умру от голода, держа в руках банку с едой.
Внизу, в спальне, все тихо. Снаряды летят упорно, через предсказуемые интервалы, рисуя над потолком длинные алые параболы. Можно открыть банку — за их свистом будет не слышно.